Я накинула куртку, сунула ноги в резиновые сапожки и в надежде отыскать пропажу вышла за дачные ворота. Стоило мне немного пройтись, как я увидела того самого парня, что утром вытянул меня из мерзкой, хлюпающей лужи. Он откуда-то возвращался к себе домой и наши пути вновь пересеклись. Парень остановился, затем, приглядевшись ко мне, улыбнулся и протянул руку, в которой был, соскользнувший с моей головы бант, о потере которого я так сокрушалась.

– Твой?

Я кивнула в ответ. Обрадованная находке, я взяла, выпачканную глиной шелковую ленту и сказала почему-то по-французски:

– Merci.

И неожиданно получила в ответ:

– Content d*essayer Mademoiselle! (Рад стараться, мадемуазель!)

Затем он перешел на русский:

– Разрешите представиться: Северьян Трофимов или Северин, можно Север. Имя дал дедушка, он был полярником, известным ученым. После награждения в Кремле ему с семьей выделили квартиру в Доме полярников на Никитском бульваре.

Он улыбнулся, обдав светом янтарных глаз. Красивые брови и ресницы делали его взгляд каким-то особенным. Пожалуй, ни у кого не видела таких красивых глаз… Я поправила упавшую на лоб прядку:

– Спасибо за бант. И, вообще…

От чего-то я потеряла способность спокойно говорить, внутри что-то щелкнуло, словно дверца души захлопнулась, а в ней забилась пойманная птица.

Мы пошли рядом по дороге к нашим дачам. Оказалось, что парень живет ровно напротив тети Гриппы в большом двухэтажном доме, за высоким зеленым забором.

Прежде чем расстаться, он спросил:

– Ты не сказала, как тебя зовут.

Я смутилась:

– Полина, можно Поля.

– Очень во французском духе, Полин!

– У меня мама преподаватель. Знает английский, немецкий и французский, а также какой-то редкий язык, из-за которого ее и отправили в командировку в Индию, а мы с сестрой у тети Гриппы будем жить пока она не вернется.

Северин протянул руку:

– Ну, пока! Больше не падай, а то я, как порядочный человек, буду обязан на тебе жениться, чтобы всегда быть рядом и помогать. Только надо тебе сначала подрасти.

Увидев, как я изменилась в лице, он засмеялся. Его глаза с янтарными искрами озорно блеснули:

– Шуток не понимаешь? Ты вырастешь, а я постарею. Я на 3-м курсе МВТУ имени Баумана учусь. Двадцать лет мне уже стукнуло. – Он махнул на прощание рукой и скрылся за воротами. Толкнув входную дверь ограды, я пошла по дорожке к дому Гриппы.

С тех пор каждое утро, просыпаясь, первым делом я подбегала к окну, из которого был виден дом Северьяна, но судя по тому, что в окнах не загорался свет, хозяин в нем отсутствовал. В голову пришла правильная мысль:

– Он же студент. Учится в Москве. Приехал-уехал. Спас меня и был таков, как и положено Принцу или Рыцарю.

И только перед новогодними праздниками в доме напротив, наконец зажглись огни. Произошло это вечером, в самую, что ни на есть декабрьскую темень. Однако мне со своего наблюдательного пункта на втором этаже было хорошо видно, что делается на участке соседей. А в доме при незашторенных окнах все, как на ладони: обстановка, люди и их передвижения по комнатам. Конечно, подглядывать нехорошо, но потихоньку можно. Надо только не зажигать в комнате свет, чтобы меня не заметили. Если б не Северин и не подумала наблюдать за чужими людьми. А он уж и не такой чужой для меня! За то время, что мы не виделись, прошло около двух месяцев, мне исполнилось тринадцать и я уверенно вступила в пору юности. Ведь через три года получу паспорт, а через пять стану совершеннолетней! Эх, побыстрее вырасти!

Неожиданно за спиной раздался голос Гриппы:

– Ты чего в темноте сидишь? – тетка зажгла потолочную люстру. Свет электричества сделал и меня «видимой» из окна.