– Да, – согласился он. – У нас есть радиоактивно зараженные территории. Но они находятся под контролем. Там, где нужно, даются рекомендации для использования в народном хозяйстве. Конечно, при соответствующем контроле. Обычно радиоактивные продукты ошлакованы, остеклованы. У нас и на Невадском полигоне есть исследования продуктов с этих участков. В результате было показано, что миграционная способность остеклованных радиоактивных частиц очень низка. Это цезий-137, стронций-90, европий-154, европий-152 и плутоний.

Мы узнали, что площадь опытного поля, где проводились наземные испытания, 300 кв. км. Территория Павлодарской области. Годовая доза для населения 500 миллирентген в год.

После каждого испытания проводился наземный радиометрический контроль, а также надземный: вертолетные облеты близ эпицентра и самолетные – в отдалении. Примерно в 5 км от эпицентра находятся наблюдательный пункт, пульт управления, система приборов.

Признаться, увиденное на Семипалатинском полигоне меня ошеломило. Я не доверял противникам полигона, некоторые их утверждения выглядели заведомо сомнительными, а то и явно неверными. Но ведь всегда думаешь: что-то ведь в этой критике должно соответствовать реальности, нет дыма без огня.

Оказывается, есть идеологическая дымовая завеса…

Конечно, главная сенсация полигона – здесь теперь можно побывать, самостоятельно провести наблюдения, сделать замеры. Как утверждали военные, на Невадском подобные вольности не допускаются. Он остается закрытым для обычных посетителей.

Интересная деталь. До 1955 года все документы, относящиеся непосредственно к испытаниям, писались от руки в единственном экземпляре, дабы сохранить строжайшую тайну. Здесь представлен утвержденный (да и написанный) И.В. Курчатовым «План проведения испытания специального оружия на Учебном Полигоне № 2» с указанием даты и времени суток: 27.08.49, 2 часа 30 мин.

В первые годы, как известно, руководили испытаниями Курчатов и Берия, а заряд назывался РДС-1. Что означают эти буквы? Обычно предполагалась такая расшифровка: «Реактивный двигатель Сталина». В действительности, оказывается, смысл был иной: «Россия делает сама». Говорят, название одобрил сам Верховный Главнокомандующий.

Удалось познакомиться с методикой подземных атомных испытаний (доселе она была засекречена). К полигону относится и горный район. Здесь пробивают горизонтальные выработки – штольни. Устраивают систему «заглушек» с тем, чтобы продукты взрыва не вырвались на свободу.

После взрыва в штольне есть возможность проникнуть в самое пекло, отбирая и исследуя образцы грунтов, преображенных при высочайшей температуре и давлении (миллионы градусов и миллионы атмосфер – как в солнечных недрах). В изолированных отсеках устанавливают каскад приборов, отмечающих начальные стадии термоядерной реакции за ничтожные доли секунды.

Спору нет, даже подземные атомные взрывы чреваты немалыми опасными последствиями. В особенности при аварийных ситуациях. Впрочем, нечто подобное можно сказать о любом взрывчатом веществе.

Мой собеседник – тот самый «генерал в штатском» – Федор Федорович Сафонов, заместитель начальника Семипалатинского полигона по научно-исследовательской работе, лауреат Государственной премии СССР, кандидат технических наук. Привожу интервью с некоторой редактурой и сокращениями.

Вопрос:

– Зачем нужны военным испытания атомных зарядов? Их и без того накоплено с безумным избытком!

Сафонов. Пока ядерное оружие состоит на вооружении в нескольких странах, подземные испытания нужны. Партии патронов, взрывчатки через некоторое время обязательно проверяются. Ядерное оружие – не исключение. Надо знать, в каком состоянии оно хранится на базах. Это сложные изделия, автоматика тоже стареет и способна выйти из строя.