«И кто же придумал разместить тюрьму для самых злобных преступников Долины на границе? Чушь» – размышлял Ганс пока шёл по сугробам. До вершины было недалеко отсюда. Он оглянулся и вдали увидел блекло мерцающие огни Ангейта. Развернувшись, тяжёлой поступью, с трудом преодолевая каждый шаг, заваленный снегом, он все ближе и ближе приближался к снежной вершине горы. Спешно одетая и не застегнутая ремнями кольчуга давала о себе знать – каждый шаг отдавался резким скрипом, но в резких порывах ветрах никто, кроме него не мог это услышать. Шаг за шагом, как его и учили: тяжёлой поступью, вонзаясь в твердую поверхность, высоко поднимая ноги, Ганс преодолевал сугробы. Он прикрыл ладонью лицо от сильного ветра, несущего в себе снежинки, острые как лёд. в голове промелькнула мысль о том, что после того как окажется, что эта вылазка была бессмысленной и бесполезной – попросить командира оставить его на пару дней в казарме; что было бы достойной оплатой его вылазки. Ганс начинал кашлять из–за неистовой влажности воздуха и обильного количества снега, влетающего в его лицо. По мере своего продвижения, он вспоминал великого френейского рыцаря Дюгеклена, коему Ганс всегда старался подражать – рыцарю, что выполнил бы любой приказ несмотря ни на что.

Вьюга стала совсем сильной, встав в полный рост, Ганс огляделся, всё также рукой прикрывая лицо, другой рукой придерживая капюшон, срываемый резкими порывами ветра. Он посмотрел вниз и резко взялся за рукоять меча.

Следы. Здесь уже не было огромных сугробов и на снегу отчетливо были видны следы человеческих ног, что можно было отличить от летящих сверху камней. След от подошвы был очень своеобразен, он такого никогда не видел: вдоль и поперек украшенная различными узорами, она почти повторяла стопу человека. «Это ещё что такое? Сапожник заставил командира Крепости не на шутку испугаться?». Ганс, после саркастичной шутки в своей голове, наконец, всерьёз отнёсся к своему заданию: он вынул меч из ножен, слегка пригнулся, выставив правую руку наперекор метели и стал медленно двигаться по следам.

Он прошёл чуть дальше на несколько шагов, к самому краю плато и увидел то, от чего его сердце забилось настолько сильно, что уже било по вискам, он испугался: на самом краю плато лежал человек в белой одежде. На поясе у него были мешки и странные инструменты. Человек смотрел в непонятный черный инструмент и был почти незаметен на фоне снега и вьюги, а подошва высокого ботинка по своей форме повторяла рисунок на снегу. Ганс удивился и замер, вороча головой в разные стороны в поисках его возможных спутников. Они были здесь одни. По общему военному правилу «бей, а потом спрашивай», а оно очень часто выручало в самых разных ситуациях, он мгновенно подлетел к пришельцу и огрел человека рукоятью меча по голове. Ганс начал рыскать в своей набедренной сумочке веревку, перчатки предательски мешали нащупать что–либо. Наконец, он достал веревку и перевязал ему руки. Затем он сорвал ткань, обернутую на шею, заменяющую шарф и туго перевязал ему рот. Возле него лежал тот самый предмет, в который тот смотрел, напоминал он сдвоенную подзорную трубу и очень укороченную и уж очень необычного вида. Ганс взял её и осмотрел: окуляры по обеим сторонам сразу же подтвердили его догадку, он прислонил трубу к глазам и тут же отбросил, попятившись назад: эта вещь позволяла видеть мир серыми цветами.

– Сука! Так и в Богов поверишь, – испугался и выругался Ганс.

Он бросил в сумку странный предмет и стал обыскивать дальше человека. «Да, странный прикид. Может имперец?» – думал про себя Ганс. Белый костюм также, как и его громоздкий плащ, надевался поверх основной одежды, но он полностью повторял форму тела, будто бы это простая одежда. Сбоку от человека лежала непонятной формы железная палка. Выглядела она как железная труба с тем же самым прибором, с кусками железа идущими в стороны, на одном из них непонятного назначения рычаг, а другой будто бы можно отсоединить. Взял свернутую карту, зажатую у него в руке и удивился не меньше чем от непонятных приборов. Это была карта Долины. На ней вдоль и поперек были видны разметки, различные обозначения и всё это на непонятном языке. «Только имперцы говорят на другом языке, да и форма непонятная» – подчеркнул для себя Ганс, взял на плечо своего пленника и пошёл к спуску. Вьюга все также бушевала, и он чуть было не заметил вторую фигуру, в такой же форме и с такой же палкой, с трудом с вытянутой рукой пробирающуюся сквозь метель. В голове Ганса прозвучала одна единственная мысль: беги. Он резко отпрыгнул в сторону, от своей неряшливости задел уже обмороженную ногу об камень, и стиснув зубы от боли, побежал обратно и почти сразу же пропал из поля зрения.