– Ты не хочешь, чтобы ехала я, – заканчиваю ее мысль, встречая в мутном отражении отчаянный взгляд матери. – Это мой долг. Мы обязаны продемонстрировать свою близость к народу, смягчить имеющийся разрыв и заткнуть рты недовольным. Как дочь президента и главы Верховного Совета, я должна служить примером, а не прятаться за стенами нашего острова. Закон един для всех, и ты сама голосовала за него, – напоминаю я.

– Ты тогда еще не родилась, – качнув головой, тихо отзывается она.

– Но мой брат…

– Замолчи, – ее резкий голос обдает меня волной холода.

– Мы молчим об этом уже много лет! – восклицаю я, понимая, что причиняю ей жуткую боль, но и мне нелегко говорить о том, что случилось. – Эрик погиб не на Полигоне, мам. Он прошел обучение и был лучшим и сильнейшим из охотников. Его смерть – трагическая случайность.

– Это не было случайностью, Рина, – царапнув ногтями стекло, мама сжимает пальцы в кулак.

Я зажмуриваю глаза, пряча подступившие слезы, грудную клетку пронзает острым спазмом. Неутихающее с годами чувство вины вспыхивает с новой силой.

Мама права. Это не было случайностью.

Восемь лет назад катер, направляющийся в Новую Атлантиду, атаковали шершни. Никто из солдат не заметил их приближения. Не сработали ни датчики оповещения, ни автоматизированные оборонительные системы. Они появились словно из ниоткуда и убили всех, кто был на борту, включая моего старшего брата. Выжила только я….

Если бы можно было что-то исправить и вернуть время вспять – клянусь, я никогда бы не потребовала на свой десятый день рождения экскурсию на «Новую Атлантиду», и Эрику не пришлось бы меня сопровождать.

Но я была ребёнком. Наивным, глупым, избалованным ребенком, не осознающим опасности. Мне отчаянно хотелось выбраться за пределы Улья и увидеть другие острова, но вместо прогулок по технологическим центрам и научным лабораториям «Новой Атлантиды», я окунулась в самый жуткий кошмар человечества.

Не знаю, можно ли назвать везением то, что моя детская память стерла детали пережитого ужаса.

Смогла бы я сохранить разум, если бы помнила, как умирал мой брат и остальные люди, находящиеся на катере?

Нет… Наверное нет, но это могло бы объяснить, как мне удалось выжить и избежать заражения.

– Не забывай, Рина, никто не должен знать, что ты тоже находилась на борту, – глухо произносит мама. – Нельзя об этом говорить. Никому. Никогда. Ты слышишь меня? – оглянувшись, она пристально смотрит мне в глаза.

– Я знаю, мам, – кивнув, сжимаю на коленях дрожащие пальцы и задаю вопрос, на который не решалась раньше. – Поэтому мне приходится каждый день спускаться на медицинский уровень и сдавать кровь? Со мной что-то не так, и вы ищите причину?

Мама не отвечает, стальные радужки темнеют, теряя свою прозрачность. Побледневшие губы сжимаются, словно она боится сказать то, что мне нельзя знать.

– С тобой все в порядке, милая, – наконец произносит мама, отводя взгляд в сторону.

– Значит, не нашли… – выдыхаю с упавшим сердцем.

– Тебя спасло чудо.

«Почему тогда оно не спасло моего брата и остальных?» – мысленно кричу я, закрывая лицо ладонями.

Мама приближается бесшумно, садится рядом и мягко привлекает меня к себе. Я утыкаюсь лицом в изгиб ее шеи и вдыхаю знакомый теплый аромат. На минуту позволяю себе расслабиться в ласковых объятиях матери и не думать о пресловутом долге. В конечном итоге, никто меня не принуждал принимать решение об отправке на Полигон.

Я могла выбрать другое место для обучения: подать документы в исследовательский центр генетики и вирусологии на Новой Атлантиде или в университет Морских наук в Маринории. Или остаться здесь, в Улье: поступить на любое направление в местные образовательные учреждения. У правящих семей есть особые привилегии, распространяющиеся на выбор будущей профессии, хотя, о чем я говорю… Большинство элитных отпрысков не собираются тратить свою веселую сытую жизнь на какую-то работу.