Он был таким же, как мой отец… Но Эрик никогда не претендовал на трон Главы Корпорации.

Он хотел Полигон.

– Мы живы, – шепчет Шон, пытаясь улыбнуться, но в его глазах я вижу шок.

Мы все ещё не осознали, что это только начало.

– Хватит на сегодня, – раздаётся голос майора Харпера.

Он обводит нас взглядом, который не выражает ни малейших эмоций. В его глазах ни намёка на сочувствие или одобрение. Для него это просто очередной этап.

– Теперь направляйтесь в бараки. Отдых вам понадобится. Завтра будет ещё хуже.

Его слова разлетаются, как холодный ветер, и я чувствую, как мурашки пробегают по коже. Бараки. Наконец-то хоть какой-то отдых. Даже после всех испытаний, мысли о том, что мы сможем лечь на что-то похожее на кровать, дают слабую надежду.

Мы выдвигаемся вперед, стараясь держаться вместе. Шон идёт рядом со мной, его шаги медленные, он выглядит так, будто находится на пределе своих возможностей, но усиленно пытается это скрыть и при этом умудряется помогать подвернувшей ногу Теоне. Кассандра тоже не отстаёт, хотя её лицо всё ещё блестит от пота и покрыто грязью, а выбившиеся из пучка темные волосы спутаны и растрёпаны. Но её карие глаза сверкают непоколебимой решимостью – той же, что была с самого начала. Дилан идёт молча, его янтарные глаза внимательно следят за каждым нашим движением, будто стремясь предугадать и защитить от любой опасности. Он шаг в шаг держится рядом с мистером Индиго, чьи силы на исходе, но какое-то упрямство и непонятная внутренняя сила не позволяют ему сдаться.

После прохождения полосы препятствий, между нами возникла своего рода связь. Несмотря на всю чудовищность и внезапность, испытание преподало нам первый жестокий урок – выживать в одиночку на Полигоне – не вариант.

Оглядевшись по сторонам, я замечаю, что остальные инициары тоже разбились на команды, и сопровождающие нас военные не спешат разрушить образовавшиеся группы.

Неужели наша задача состояла именно в этом? Или только одна из задач? Если так, то насколько хорошо мы справились? Кто-нибудь собирается нам объяснить, какого черта тут происходит? И почему неопытные новички мрут как мухи, в то время как Корпорация нуждается в обученных солдатах?

– Сколько таких испытаний ещё будет? – тихо спрашиваю я, не надеясь, что кто-то знает ответ.

– Много, – коротко отвечает Кассандра. – И они будут сложнее. Ты слышала, что сказал Харпер?

Мы приближаемся к общежитиям. Построенные в строгом военном стиле, эти здания олицетворяют суровость и дисциплину – их серые металлические стены и узкие окна, безразлично смотрящие на серый опасный мир, внушают чувство холодной беспристрастности. Всё на Полигоне кажется чуждым и бесчеловечным, как будто здесь намеренно уничтожили всякое проявление тепла и уюта.

При входе нас обдаёт резким запахом ржавого металла и сырости. Внутри бараки выглядят ещё более угнетающе: койки, тесно выстроенные в идеально ровные ряды, громоздкие шкафы из стали – безликие и функциональные. Тусклый свет, льющийся из старых галогеновых ламп, едва справляется с темнотой, отбрасывая на стены длинные, искажённые тени, от которых помещение кажется ещё более холодным и безжизненным.

– Это теперь наш дом, – вздыхает Шон, бросив рюкзак на одну из кроватей. – Очень уютно.

– По крайней мере, мы не снаружи, – сухо замечает Теона, подходя к соседней койке. Эти двое постоянно находятся рядом, что наводит на определённые мысли, но я благоразумно держу их при себе. У нас еще будет время узнать друг друга лучше… По крайней мере, я на это надеюсь.

Определившись с местами, мы тяжело устраиваемся на узких койках, которые кажутся ещё жёстче после долгого изнурительного дня. Боль пронзает каждую мышцу, но облегчение от того, что на сегодня всё позади, согревает изнутри. Кто-то просто валится на матрас, бессильно глядя в пустоту потолка, другие осторожно присаживаются, пытаясь растянуть напряжённые мышцы и поймать хоть немного комфорта.