Отец смотрел требовательно, посасывая самокрутку, старшие братья молчали, а я ждал – как они будут интерпретировать всё это. И в очередной раз не разочаровался в их житейской сметке и уме. Простыми, обычными словами, толково хоть и полностью не сняли отцовскую тревогу, но по крайней мере сильно его успокоили.

– Батя…, – Кондрат решительно затушил окурок сигареты о скамью, огляделся кругом, куда бы его деть и стал растирать остатки сигареты сильными пальцами в пыль, – знаешь ведь сам, что военной счастье оно мимолётное. Так и здесь. Накопили большевички резервов, воспользовались тем, что немцы не готовы были к такой холодной зиме и ударили. Ну…, отогнали их от Москвы… Ну и что!? Это лишь местный успех и скоро их наступление выдохнется. Ведь они сумели так атаковать только под Москвой… А остальной ведь фронт стоит без изменений и скоро все снова стабилизируется. А вот весной немцы сами погонят Советы. Так что не беспокойся, хотя бы потому что тут тыща вёрст будет от Москвы…. Когда это ещё – если вдруг…

– Ну…, а если? – Всё-таки продолжал гнуть в свою очередь отец.

Тут уже вмешался в разговор Ефим, опёршись руками на колени: – Ну, а если!? Тут два варианта: либо их остановят на старой границе. Ну.., в крайнем случае, на новой границе. Как бы там не было, но Англия и Америка просто не позволят, чтобы Советы в Европу пошли. Вон, Кондрат подтвердит, – Ефим кивнул на старшего брата, – нас предупредили, что правительство Польши в изгнание, которое сейчас в Англии прячется, хочет активизировать борьбу на территории страны против немцев. Так что если немцев погонят, не дай бог, то тут поляки встанут и не пустят красных.

– Дык…, сынок… Поляки в данном случае не лучше. Как говориться – из огня, да в полымя….

– Батя, – Ефим коротко и решительно махнул ладонью, – с поляками мы договоримся. У нас с ними один общий враг – большевики. А мы местных поляков не прижимаем, так что всё будет нормально…. Ну и сам должен понимать – мы тоже тебе многое сказать не можем. Военный секрет, – Ефим значительно поднял указательный палец на уровень головы, – и уж поверь, мы с Кондратом делаем всё, чтобы ни при красных, ни при поляках и немцев порухи нам не было.

Отца успокоили. Не в последнюю очередь в этом сыграла и добрая порция самогона. После чего окончательно втянулись в праздничную обстановку. Вечером, за общим столом и коротенькой молитвы, вкусили постную пищу и всей семьёй, в приподнятом настроении торжественно направились в церковь на богослужение, степенно здороваясь с идущими в эту же сторону многочисленными семьями казаков. Под пение и плавный речитатив священника отца Евлампия, ведшего службу, механически крестясь и кланяясь вместе со всеми, я ушёл в свои мысли, невольно подводя итоги прошедшего.

…..Тогда, когда расстался с подполковником Климовым, я в деревне прожил ещё неделю. Никуда уже не лазил и все дни возился с техникой. Хотелось скорее уехать домой. А ночью выкладывался в сексе с любвеобильной Евдокией, которая оказалась на удивление весьма изобретательной. Давненько я так не трахался. Так что уезжал оттуда довольный в двойне. Полностью удовлетворённый и приятно вымотанный и любовью, и законченной задачей, желая лишь спокойного отдыха с Агашей и нормального быта. Правда, эта чертовка Евдокия преподнесла мне в последнюю ночь неприятный сюрприз. То ли влюбилась в меня, то ли решила поиграть на моих эмоциях. Уже уходя в предрассветной темноте из лагеря, она остановилась, загадочно посмотрела на меня, усмехнулась и «обрадовала»: – Жалко с тобой расставаться, милёнок. Хорошо и жарко любишь. Жалко только что занят, с то бы упала в ноги батяне и упросила, чтобы жизнь связать с тобой. Была бы очень тебе верной. Душно мне здесь, вырваться хочу отсюда. А так, прощай…, – горько засмеялась и убежала, оставив меня в недоумение и в раздрае. Но к вечеру, я забыл про неё, когда меня горячо обняла Агаша.