– Кто автор?
Ответом ему было молчание.
– Жаль, что трусите. Автору я бы прибавил балл, – на полном серьезе произнес Георгий Цараевич.
Его имя и отчество, особенно отчество, заучивались наизусть, так как на студента, назвавшего Медоева «Георгием Сараевичем», обрушивалось ехидное и грозное: «Сам ты забор!» «Забором» быть никому не хотелось, и отчество профессора запоминали крепко и навсегда.
Экзамен начался необычно.
– Собери зачетки у девушек, я им без экзамена поставлю «уд», – сказал старосте Георгий Цараевич. – Зайдите пять человек.
Девушек в группе было четыре, но одна из них, Неля Бородавко, не сдала свою зачетку: она решила экзаменоваться по-настоящему, так как три предыдущих экзамена сдала на «отлично» и ее не пугал суровый вид экзаменатора. Неля пошла в первой «пятерке». С этой же группой вошел и я. Открыв дверь, мы увидели стол, на котором были разложены десятка три билетов и лежала стопка чистых тетрадных листов. Медоев молча показал рукою на билеты, и Неля, первая шагнув к столу, взяла билет. Записав его номер, экзаменатор подал ей тетрадный лист для ответа и указал, куда сесть. Эта же процедура повторилась с каждым из нас. Зашел староста с тремя зачетками, профессор проставил в них отметки и вернул обратно.
Георгий Цараевич не торопил нас с ответами, но время от времени поглядывал на часы. Наконец один из студентов встал, подошел к экзаменаторскому столу и подал листок, на котором были несколько схематичных рисунков и небольшой текст. Посмотрев их, Медоев поморщился, толстым синим карандашом перечеркнул лист, заострив линию стрелкой, повернул ее в направлении двери и строго взглянул на студента. Все было понятно. «Неудачник» вышел, а в ведомости против его фамилии была поставлена точка. Больше никто не заходил. Теперь поднялась Неля. Сев напротив Георгия Цараевича, она молча протянула ему билет с ответом. Внимательно прочитав текст, он положил вторую руку на стол, и девушка сообразила, что надо подать зачетку. Полистав ее, профессор хмыкнул и взял другой билет, прочел его, положил и взял еще один. Очевидно, вопросы в последнем его устраивали, и он подал его Неле, и та с новым билетом и чистым листком отправилась на прежнее место для подготовки.
За это время я успел основательно подготовиться и направился к столу. Мой листок был весь исписан и иллюстрирован рисунками. Георгий Цараевич прочел ответы и над рисунком поставил знак вопроса. Порывшись в билетах, он вытащил один из них, отчеркнул ногтем первый вопрос, но не отправил меня готовиться, а показал пальцем на чистый лист. Я принялся рисовать «рвущий интрузивный контакт»2 и, закончив рисунок, хотел написать объяснение. Но лист был у меня отнят, а рука экзаменатора хлопнула по столу – я подал зачетку. Не заглядывая в нее, а прочтя только фамилию, Медоев потянулся к ведомости и поставил (я глазам своим не поверил!) «отлично». У меня бессознательно вырвалось «спасибо», за что получил сердитый взгляд и движение руки в сторону двери. Георгий Цараевич вышел вслед за мной и поднял два пальца, приглашая в аудиторию следующих экзаменующихся.
Когда дверь закрылась, я рассказал товарищам, как проходил экзамен, какие мне достались вопросы и как был задан дополнительный. Я ждал Нелю, она вышла не очень довольная и показала четыре пальца.
– Как было дело? – поинтересовался я.
– Я ответила на второй билет, но на одном рисунке был поставлен жирный вопрос. И тогда он каллиграфически вывел в зачетке «хорошо».
Всего в группе оказалось три пятерки и две четверки, несколько троек, а больше половины получили «стрелку». О двух пятерках следует рассказать особо. Один студент – Жумабай – хорошо рисовал и, не написав ни единого слова объяснений, подал экзаменатору только рисунки. Тот долго и тщательно их рассматривал, потом подал второй билет.