Самое главное: пересмотрел свои убеждения, убедился, что социализм уступает капитализму по эффективности. Частная собственность, рынок и демократия необходимы для стойкого прогресса общества. От этого выигрывают не только богатые но, со временем – и бедные.

Дальше следовали события 1991–92 гг.: разгром путча, распад Союза. Верховный Совет перестал существовать, Горбачев ушел в отставку.

Независимость Украины я приветствовал. Раз есть народ, есть язык – должна быть страна. Казалось, наступает новая эра.

К сожалению, надежды на процветание Украины и России не оправдались. Партийные начальники овладели демократической властью и государственной собственностью и наступил жестокий кризис всего общества. Производство сократилось в два раза, половина народа обеднела, социальные блага резко уменьшились из-за недостатка денег в бюджете. Распространилась коррупция и выросла преступность. Народ разочаровался в демократии.

В 1997 году совместно с фондом член-корреспондента НАНУ Б. Н. Малиновского провели большое социологическое исследование через украинские газеты – получили 10 000 анкет. Основные выводы: народ бедствует, недоволен властями, пожилые хотят вернуть социализм, молодые – двигать реформы дальше. Такой же раскол по поводу ориентации Украины – на Россию или на Запад. Данные опубликовали, но полемики они не вызвали…

В зиму 1998 года состояние сердца еще ухудшилось. Ходил с трудом. В начале мая 1998 года Толя Руденко из нашего института договорился с профессором Керфером из Германии, что он возьмется меня оперировать. Катя и директор института Г. В. Кнышов организовали эту поездку. Городская администрация согласилась оплатить расходы.

После этого решения воля к жизни упала, состояние ухудшилось и я ощутил близость смерти. Страха не испытал: все дела в жизни сделаны.

26 мая Катя, Толя и я приехали в небольшой город Bad Oeynhausen, недалеко от Ганновера – в клинику Reiner Korfer. Обследование подтвердило резкое сужение аортального клапана и поражение коронарных артерий. 29 мая профессор вшил мне биологический искусственный клапан и наложил два аортокоронарных шунта. Сказал, что гарантия клапану – пять лет. После операции были неприятности, но все закончилось хорошо…

Так прошла жизнь. Что в ней было самое главное? Наверное – хирургия. Операции на пищеводе, легких, особенно на сердце, делал больным при угрозе скорой смерти, часто в условиях, когда никто другой их сделать не мог; лично спас тысячи жизней. Работал честно. Не брал денег. Конечно, у меня были ошибки, иногда они кончались смертью больных, но никогда не были следствием легкомыслия или халатности.

Я обучил десятки хирургов, создал клинику, потом институт, в которых оперировано свыше 80 тысяч только сердечных больных. А до того были еще тысячи с другими болезнями, не говоря уже о раненых на войне. Хирургия была моим страданием и счастьем.

Все остальные занятия были не столь эффективны. Мои статьи и лекции пользовались успехом и льстили тщеславию, а участие в Верховном Совете было скорее вынужденным, служило поддержанию престижа клиники. Вреда людям оно не принесло, и пользы – тоже. Я не кривил душой, не славословил власти, но и против не выступал, хотя и не любил коммунистов-начальников. Однако верил в «социализм с человеческим лицом», пока не убедился, что эта идеология утопична, а строй неэффективен.

В личной жизни я старался быть честным и хорошо относился к людям. Они мне платили тем же. Однако свои душевные качества не преувеличиваю: не герой и не борец за правду.

Если бы можно начать жить сначала – я выбрал бы то же самое: хирургию и в дополнение – мудрствование над «вечными вопросами» философии: истина, разум, человек, общество, будущее человечества.