Мильх был человеком больших амбиций, мыслил большими категориями, и программы его поражали всех темпами и размерами. Весной тридцать третьего года он сверстал и представил Герингу программу на строительство шестисот боевых машин, главным образом бомбардировщиков. Геринг усомнился, но программу подписал. В сентябре Мильх представил новую программу ускоренного строительства двенадцати тысяч самолетов! Геринг вначале изумился и недовольно надулся, затем расхохотался и подписал программу.

– Только давайте договоримся, дорогой Мильх, в правительстве программу будете представлять вы.

– Уж будьте в этом уверены, шеф, – нагло заявил Мильх.

Программу утвердили без каких-либо корректировок. И Мильх принялся за авиапроизводителей.

Савельев шел в штаб, ободренный разговором с Хлебниковым. Ему хотелось немедленно поговорить со своим первым замом, спланировать поисковую работу, поручить Снигиреву форсировать розыск работников концерна Юнкерса. Проходя мимо новой тюрьмы, он обратил внимание на часового. «Что-то новенькое, – подумал Савельев, – никак у нас первые клиенты образовались?»

– Рядовой, кто выставил пост?

– Товарищ подполковник, в караульном помещении начальник караула, он все знает.

Савельев вошел в караулку. Старший сержант, начальник караула, и еще трое бойцов немедленно вскочили по стойке «смирно».

– Товарищ подполковник, караул в составе…

– Отставить! Сержант, кто назначил караул и кого охраняете?

– Докладываю, товарищ подполковник! Караул назначен товарищем майором Бурляевым. В камерах находятся три немца и два штатских сотрудника опергруппы.

– Покажите журнал.

Старший сержант немедленно представил регистрационный журнал, в котором значились три задержанных местных жителя, рабочие-дорожники, ремонтировавшие городскую мостовую и оказавшие сопротивление представителям советских военных оккупационных властей. Советские же гражданские сотрудники были зарегистрированы арестованными за антисоветскую пропаганду.

Придя в штаб, Савельев пригласил к себе обоих замов. Майор Снигирев, разложив на столе документы, по праву первого зама сразу спросил:

– Разрешите доложить, товарищ подполковник?

– Подождите, Иван Иванович, пусть вначале доложит майор Бурляев.

– Простите, товарищ подполковник, – удивленно спросил Бурляев, – а о чем докладывать?

Савельев внутренне закипал, готов был сорваться на крик, но с трудом сдержал себя. Тяжелым взглядом он сверлил Бурляева.

– Как это о чем? О вашей работе, что сделано, каковы результаты.

– Так ведь все идет в рабочем порядке, товарищ подполковник, текучка, так сказать.

– И задержание немецких рабочих, и арест гражданских сотрудников опергруппы? Все в рабочем порядке? За что, кстати, задержаны немцы и арестованы наши?

Бурляев поерзал на стуле, открыл рабочий блокнот.

– Позавчера я ехал по городу на «виллисе» с водителем и бойцом охраны. Мы въехали на улицу, которую мостила бригада немецких дорожников, перекрыв проезд грузовиком с булыжником. Я потребовал убрать грузовик и пропустить нас. Они, бригадир и еще двое, отказались, утверждая, что ехать нельзя, дорога, мол, подготовлена к мощению, а мы ее можем разбить. Я и приказал арестовать этих фашистов за неподчинение советским властям.

– Там был знак объезда?

– Да, был. Ну и что. Нам там проще и быстрее проехать.

– А потом рабочие должны были заново из-за вашей прихоти и каприза переделывать дорожное полотно? Как же можно так, майор? Как же можно так позорить советскую власть и нашу армию?

Бурляев, сделавший удивленное лицо, не унимался, он был уверен в своей правоте:

– А что эти гады сделали с нашей страной, вы не забыли, товарищ подполковник?