– В этой птице два заговорённых пера. Два самых обычных, ничем не примечательных пера. Одно вернёт к нормальной жизни, другое принесёт смерть. И да, я пробовал выдёргивать их наобум, – добавил он, усмехнувшись, – но не смог пойти до конца.

Я потёрла зудящее запястье: порой, когда нервничала, кожа под брачной татуировкой-браслетом начинала чесаться. Затолкать свободолюбивого альнардца в мелкую сову кому-то показалось недостаточной пыткой. Не представляла, как он это выносил.

– Смерть? – убито уточнила я.

– Если дёрнуть не то перо, убьёт на месте. Это, обрывающее жизнь, я тоже искал, но, как выяснилось опытным путём, жить всё-таки хочу.

Как же я жалела в этот миг о так и не проснувшейся силе! О мёртвом источнике, бесполезных в устах не-мага словах-заклинаниях! Жалела до жгучего покалывания в кончиках пальцев. Этому птицу нужен всего лишь видящий маг!.. Не обязательно сильнейший! С бескрылым позором, больше надуманным, чем реальным, со ссорой, которая, похоже, имела место быть восемь лет назад, согласилась я про себя, можно разобраться позже. Первоочередная задача – избавиться от птичьего облика. Только не всякий живущий в империи маг обладает нужным зрением, кому-то такое недоступно даже при большой силе.

А Рене провёл пятернёй по подсыхающим отросшим прядям и впился в меня требовательным взглядом.

– Дэри, прошу тебя: не пытайся наугад вытаскивать из этого чучела перья.

– Не буду, – заверила я, примирительно выставив перед собой ладони. А глупый, глупый, отупевший от бесконечного приёма зелий мозг отчаянно искал выход. – Но и оставить всё… вот так – нельзя!

– Нельзя, – простуженным эхом согласился сыч. – Но я пока не придумал ничего стоящего. Возможность ненадолго снова становиться собой вернулась только-только. Просто… когда вернётся эта бесполезная мелюзга, не трогай, ладно?

И я ещё раз подтвердила данное ему слово основательным кивком.

– Погоди… но сыч время от времени роняет перья, я сама видела! Даже сохранила несколько.

– Это не считается: среди оброненных таким образом перьев заговорённых не бывает. К огромному моему прискорбию, – он искривил тонкие губы в недоброй ухмылке.

– Откуда тебе известно об условии снятия заклятия?

В первую нашу беседу Рене говорил, что часть времени находился без сознания: похитили человеком, пристроили в цирк уже птицей. И имперского, если я правильно поняла, он тогда не знал.

– Из разговора владельца цирка, Фитри, с одним человеком, – хмуро бросил Рене.

Я держала пальцы одной руки на покалывающем, зудящем запястье второй. Несмотря на тепло в спальне, пальцы сковало холодом, и этот холодок унимал нервное жжение. Взглядом поторопила медлившего с рассказом сыча. Он вернулся в удобное кресло напротив, скрестил на коленях руки, а я невольно снова задела взглядом темнеющую вязь браслета на его исхудавшем запястье. Может, всё-таки там осталась не невеста, а жена? Я не обладала знаниями о брачных обычаях альнардцев, но браслеты носили не только в Роумстоне.

– Фитри водил самые разные знакомства. А ещё он любил хвастаться своей коллекцией птиц. Тот гость… они много говорили, много выпили, циркач показал ему свои «сокровища» – он частенько называл так своих птиц, – поморщился Рене. – В числе прочих пернатых показал и меня. На меня тот гость смотрел очень внимательно, а потом спросил, знает ли Фитри, кого держит в корзинке. Он видел, Дэри. А я тогда уже немного понимал вашу речь… сидел под крышкой, слушал.

Я обхватила себя руками.

– То есть он рассказал владельцу цирка, что среди его птиц… заколдованный человек? А те перья? Он ведь мог распознать их?