Воинскую науку познавали в ускоренном темпе, с утра и до ночи. За тактическими учениями следовали марш-броски, за ними метание гранат и боевые стрельбы, за стрельбами обучение штыковому и рукопашному бою. Рукопашному бою и азам разведки их обучал капитан Матошин, нередко приправляя занятия пословицами и поговорками: «Если хороша разведка, то и пушка бьет метко», «Пошел в разведку – бери все на заметку», «Без разведки – бой вслепую». Бойцы внимали сказанному, запоминали, знали, что опыта у него в достатке. Его Арсений Валерьянович Матошин получил во время империалистической и Гражданской войн, а также в стычках с басмаческими бандами. Знания боевых искусств почерпнул он в Средней Азии у местных борцов, а также у казака-пластуна и китайца, воевавших вместе с ним за советскую власть, взял на вооружение и приемы, которым обучали в Красной армии, пограничных войсках и милиции. Теперь он передавал свои умения молодым бойцам.

Немало времени командование уделяло и изучению опыта боев под Москвой и в Сталинграде. Рассказать о боях в городе на Волге и поделиться боевым опытом к разведчикам приставили старшего сержанта Николая Новикова – высокого светловолосого парня с курносым в конопушках носом, волевым подбородком и задорными светло-серыми глазами.

Старший сержант начал обучение со знакомства и рассказал о себе:

– Опыт боев у меня небольшой, но иной раз и одного боя достаточно, чтобы многое понять. Сам я североморец. Воевать начал с лета сорок первого года, в батальоне морской пехоты. Мурманск обороняли, а когда к середине сорок второго года на Кольском полуострове фашисты поутихли, батальон под Москву перебросили. Там нас с братишками из Балтийского флота объединили в морскую стрелковую бригаду. Времени на отдых и обучение особо не было, поскольку тогда же, в начале сентября, нас бросили к Сталинграду. Четыре дня в вагонах вялились, как вобла на вешалах, а потом нас на станции недалеко от города высадили. Оттуда всю ночь топали до левого берега Волги. Утром глянули, а город на том берегу весь в дыму и огне. Вот в этот дым и огонь нас кинули. Мы с переправы сразу вместе с полундрой на немцев и поперли.

– С кем, с кем? – спросил молодой лопоухий боец-татарин по имени Мансур.

– С полундрой.

– С какой такой полундрой? – Мансур с глуповатым видом почесал оттопыренное ухо.

– Эх, деревня! Полундра по-морскому значит «берегись», у нас, у моряков, это боевой клич. Мы, когда в атаку идем, вместо «Ура!» «Полундра!» кричим.

Мансур хотел еще что-то спросить, но Авдейкин его одернул:

– Хватит знахопырить, дай человеку ботать.

Новиков, выдержав паузу, продолжил:

– Немцы тогда сдрейфили, попятились. Побаиваются они, мать их, моряков, потому и называют или черной смертью, или черными дьяволами. Потеснили мы их от Волги, но и наших полегло уйма. Я после боя глянул, а вокруг все телами мертвыми в черных бушлатах, бескозырках и тельняшках устлано. Смотреть больно… Меня тоже слегка зацепило. В атаку ведь шли не таясь, лихо, грудь нараспашку, ленту в зубы – и вперед. Потому и потери, что пехотному бою многие мало обучены были. Опять же, в черной форме тебя за три версты видно, а одень пехотное обмундирование и каску на голову, уже менее уязвим будешь для противника. Многие из наших братишек лопатами пользоваться дюже не хотели, окапываться, маскироваться, перебежками по полю боя передвигаться. Меня бои под Мурманском этому научили, может, потому и живой остался тогда. Потому и вам свой опыт передавать буду, чтобы меньше вас потом погибало.

Рыжеволосый, круглолицый, со шрамом над правой бровью сержант Андрей Мордвинов усмехнулся: