– Убрать перья, бакланы!

Поединщики подчинились. Угрюмый сдернул с шеи светло-серый вязаный шарф, под которым скрывался ворот белой косоворотки, бешено вращая зрачками, произнес:

– Вы что же это, стервецы-поганцы, удумали? Нам завтра на дело идти, а вы бузу затеяли! Поведайте мне, Пономарь, и ты, Скворец, как на исповеди, из-за чего заваруха в шобле?

Выслушав обоих, Угрюмый выдержал паузу, затем изрек:

– Срисуйте все до гробовой доски, что у нас есть закон и порядок. Наш воровской. На том и стоим. Кто его нарушит, тот будет наказан. Тебе, Пономарь, за то, что не сумел этот порядок у себя в хороводе удержать, есть что предъявить. Получается, мил человек, забыл ты, что из-за порезанного тобой у кабака фраера ненужный кипиш случился, и двух воров из-за твоего гоп-стопа замели при шмоне. Ты знаешь, что бы с тобой было, если бы не я. – Пытливый взгляд бывалого вора упал на Вячеслава. – И тебя, Скворец, за то, что ты по своей щенячьей глупости супротив вожака пошел, надо бы к ответу всей хеврой привлечь, но на первый раз будет тебе прощение. Живи, желторотый. Думаю, что из тебя толк получится. Помню, как ты, будучи лощенком, ловко бабки, бимберы и карточки у честных советских граждан из карманов выуживал. Таких щипачей, как ты, поискать надо. Грабки у тебя золотые. Такой талант не каждому дается. И раз уж ты сызнова на воровской путь встал, надо тебе щипачом, как и прежде, оставаться, тогда можешь подняться высоко. Запомни – каков вор, таков ему и почет. Скокарям и домушникам порысачить надо, выпасти верную хату, чтобы не спалиться, а ты щипать каждый божий день можешь. Я ведь и сам в прошлом ширмачил. А вот то, что устроился ишачить на заводе, это неправильно, но если это нужно для дела и чтобы легавых запутать, тогда пока вкалывай, к тому же у меня на заводе интерес имеется. Можем мы вскоре там одно дельце провернуть. И мне приходилось малый срок изображать работягу, когда это надо было. Вон Калмык тоже баранку не просто так крутит, от него мне стало известно, что в магазин на Советской улице завезли товар, за то с вами потолковать пришел. Садитесь, молодцы-удальцы, ночные дельцы, покумекаем малость, как ладно дело обстряпать, на которое вас фаловать хочу.

Пономарь и Скворец расступились, давая Угрюмому и Калмыку пройти к столу, на котором стояла выпивка и закуска. Угрюмый повернулся к Тоньке.

– Убери эту красоту, чтобы тумакать нам не мешала. Гакуру бусать, хавать и быков гонять после будем.

Когда Песня убрала со стола, Угрюмый неспешно сел на табурет, положил на стол кепку и шарф, поправив штанину брюк, заправленную с легким напуском в хромовый сапог, медленно достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок бумаги и карандаш. Окружив стол, все смотрели, как Угрюмый старательно рисует два квадрата и соединяет их длинным прямоугольником. Указав карандашом на один из квадратов, сказал:

– Это бывший дом купца Галактионова, кирпичный в два этажа. – Ткнув во второй квадрат, продолжил: – Этот тоже в два этажа, деревянный. Между ними одноэтажный магазин, бывшие галактионовские склады. Главный вход в него со стороны Советской, но можно зайти и с другой стороны. Сзади магазухи подсобка – склады, конторка и двор, огороженный кирпичным забором с воротами. Со стороны соседних домов стены глухие, и это нам на руку. Со двора через черный вход мимо конторки можно пройти на склады и изнутри открыть ворота, через которые товар сгружают. Из подсобки есть вход к прилавкам, но нам оно без надобности. Нам то, что в складах лежит, надо взять. Калмык все разузнал, он же и на грузовике подкатит, в который мы добытое положим. Пока товар не распродали и не развезли по другим местам, надо его брать. И делать это мы будем завтра ночью. Я так мыслю, лавку эту вы все знаете.