Отец и сын редко пересекались на кухне. Марк либо ел в своей комнате, либо вообще не ел. Но в это утро отец будто специально подкараулил, когда Марк появится на кухне.

– Сегодня поздно вернусь. Дело в суд допоздна будем готовить. Ах, черт, опять галстук в кофе замочил, – сказал он.

– Высохнет через пять минут, – не глядя на отца, ответил Марк.

– Да, ерунда, не заметно даже, – отец искоса наблюдал за сыном и пытался завести диалог. – Кофе какой-то жженый сегодня. Ты не находишь?

– Я чай пью. Всегда. Иногда какао, но это только по особым случаям.

– По каким, например?

– Когда нужно поднять настроение.

– А у меня от молока изжога, поэтому не пью какао, – отец замолчал, не зная, что добавить. – А у тебя какие планы на сегодня?

– Изжога у тебя не от молока. Не спирай на напиток, – глядя в окно, ответил Марк.

– А от чего же? Может, ты у нас врачом стал?

– Не нужно быть врачом, чтобы знать причины ТВОЕЙ изжоги. Она у тебя с рождения. И ты всю жизнь плещешь ею направо и налево. Остановиться не можешь.

– Ах, вот как, – отец встал из-за стола. – С рождения, говоришь?

Его голос задрожал, и рука дернулась наверх, готовясь к удару, но замерла.

– Да у меня язва образовалась от тебя. Слышишь, от тебя! – он подошел ближе к сыну, размахивая руками.

– Не смеши меня! Твои крики и оскорбления больше не действуют на меня! Пытаешься стать примерным отцом после того, как уничтожил мое детство побоями, унижениями, скандалами, синяками – могу продолжать до бесконечности! Только я больше не собираюсь все это терпеть! Времена изменились – теперь я могу дать тебе сдачу! – Марк замахнулся на отца. – Ты не представляешь, как я хочу врезать по твоей убогой физиономии и размазать ее по стене.

– Ну, так врежь, врежь! Давай, прям в глаз. Или куда я там тебя бил? Давай, врежь мне!

Марк пнул стул ногой, тот отлетел в сторону.

– С удовольствием, но сдержусь. Не хочу сесть из-за такого ублюдка, как ты, и потерять оставшуюся жизнь! – он толкнул отца, тот завалился на стол. Сын выбежал из кухни.

Марк решил, что из вещей возьмет только запасные джинсы, две футболки, пару носков и куртку с кепкой.

В то утро он проснулся от голоса матери. Они с отцом что-то обсуждали на кухне. Вставать не хотел, чтобы не встречаться с ним. «Дождусь, когда уйдет», – решил про себя.

Ушел.

Марк встал. Оделся. Умылся. Дома, казалось, никого не было. Мама была в своей комнате. Молилась, наверное. Он пошел на кухню. Налил себе чай, намазал хлеб с маслом и стал есть.

Мама вошла на кухню незаметно, словно воздух.

– Ты собрался куда-то? – она смотрела на него, теребя в руке платок, в котором молилась.

– Да, собрался.

– А вернешься когда?

– Вернусь? Скорее всего, вечером, – дожевывая, сказал Марк.

– В университет, наверное, поехал, да?

– Да, мам. Ты иди, отдыхай. Не беспокойся за меня. Я справлюсь.

Она стояла в двери и пристально смотрела на него как будто издалека.

– Приняли твои документы?

– Приняли, мам, – он встал, подошел к ней и обнял. – Меня везде примут. Ты же знаешь, что я умный.

Он улыбнулся, и на ее лице проявилась незаметная ниточка улыбки. Она пошла в спальню.

Через час Марк был на вокзале. До отправления поезда было шесть часов. Он решил их провести здесь среди людей. Чтобы скоротать время, он взял с собой журнал, но ему не читалось. Его одолевали сомнения. Ехать на поезде было слишком в открытую. При заявлении в полицию его быстро вычислят. «Ступил я насчет поезда. Они сразу по базе увидят, куда я уехал, – размышлял он. – Может тогда сойти на другой станции? Это вариант. А если менты будут ходить? И что? Чего паникуешь без повода?» Так он сидел и размышлял, наблюдая, как меняются цифры на табло, как один поезд уезжал и на это место прибывал другой. В этот момент ему захотелось стать машинистом – ехать и смотреть только вперед. Он уже ощущал это волнительное состояние свободы во всем теле.