– Не волнуйся, я думаю, у нас все получится, – постарался успокоить ее Джо. – Кстати, скажи, где тебя искать – в колледже или дома?

– Сегодня вечером я уезжаю домой. Нас распустили до конца рождественских каникул, – ответила она, подумав, что в этом году рождественские праздники будут совсем не праздничными.

– Я вылетаю в Вашингтон через пару часов. Если, конечно, погода позволит, – сказал Джо. – Не хочется бросать дела, но ничего не попишешь.

Кейт его прекрасно понимала: не он один был в подобном положении – вся страна бросала повседневные дела и заботы и перестраивалась на военный лад.

– А какая у вас сейчас погода? – полюбопытствовала Кейт. Ее любопытство, впрочем, было далеко не праздным, и Джо, почувствовав это, испытал сильное желание как-то успокоить ее, но солгать у него язык не повернулся.

– У нас гроза, – спокойно сообщил он. – Но прогноз обещает «ясно» в самое ближайшее время. И по всему маршруту, насколько мне известно, погода стоит хорошая.

Этого оказалось достаточно, чтобы Кейт успокоилась. Дело было даже не в том, что́ говорил Джо, а в том – как. Всеобщая истерия как будто вовсе его не коснулась, и в самом звуке его голоса было что-то умиротворяющее. Тихий островок посреди бушующего океана – таким ей показался сейчас Джо.

Впрочем, о бушующих океанах ей думать все же не хотелось.

– Желаю тебе счастливого полета, Джо, – сказала она. – Надеюсь, мы все-таки увидимся.

– Я тоже надеюсь. А сейчас – извини, мне пора идти. Надо собрать вещи, чертежи, кое-какие документы. Я позвоню, когда что-то прояснится.

– Я буду ждать, – просто ответила Кейт.

Притворяться дальше не имело смысла. Всем своим существом она стремилась к нему. Ей было необходимо увидеться с Джо до того, как он отправится в далекую страну, навстречу смертельной опасности. Приличия, условности света – все было оставлено, позабыто. Теперь только одно имело для нее значение…

Остаток дня пролетел в невеселых сборах и прощании с подругами, которые одна за другой разъезжались по домам. Некоторые из девушек жили довольно далеко от колледжа, и им предстояло долгое путешествие. Что касалось девушки из Гонолулу, то родители категорически запретили ей возвращаться на Гавайи, и она собиралась ехать в Калифорнию к своему жениху. Лишь студенткам из Японии некуда было податься. Еще утром они побывали в японском консульстве в Бостоне, но там им не сказали ничего определенного, и теперь обе девушки были напуганы куда больше, чем их американские подруги. Никто не знал, что с ними теперь будет. Ни связаться с родителями, ни вернуться домой они не могли, а в городе на них уже начинали коситься.

Когда Кейт добралась наконец до дома, отец и мать уже с нетерпением ждали ее. За прошедшую неделю они, казалось, состарились на несколько лет – их лица осунулись и выглядели неестественно бледными, а у Кларка под глазами залегли темные тени. В кухне и в комнатах постоянно работало радио, и оба были в курсе событий. По мнению Кларка, считаные часы оставались до того, как американские части вступят в бой с врагом.

– Как там Джо? Тебе что-нибудь о нем известно? – спросил он, когда Кейт, поставив чемодан на пол в гостиной, обняла сначала мать, потом отца.

Кларк отправил за дочерью такси, а сам решил остаться с женой, так как в последние несколько часов Элизабет очень нервничала. То, что Кейт держала себя в руках, произвело на него благоприятное впечатление. Она была спокойна и даже не удивилась, когда отец спросил у нее о Джо.

– Его вызвали в Вашингтон, – сказала она. – Он, наверное, уже вылетел. Я спрашивала, куда его отправят, но он пока не знает.