Теперь, можно продолжать историю развития самой Руси, находящейся в составе открыто чистых трех групп, а также о тех, кто определился как могол и составил в последующем многие другие группы разных уже теперь народностей.

Итак, после гибели Святослава и далее кончины княгини Ольги киевский посад еще долго пустовал. Никто не решался занять то великое место, а сыновья Святича были еще малы.

В конце концов, на сходе тех, кто окружал саму княгиню и занимал соответствующие посты в том государстве, было принято решение посадить воеводу, как главного по тому времени посадского исполнителя.

Но кого? Сразу возник такой вопрос. Добрыня был молод, и княгиня, хоть и обещала ему это, все же не успела то сотворить. И тогда, те же люди решили пригласить из другого княжеского посада воеводу Ратича.

Он был опытен во многих делах и занимал в землях Полянских княжеский посад, так как князей самих там не было.

Слеп на один глаз был воевода тот, ибо в битве печенег-половец мечом по лицу прошелся. Носил перевязь он и скрывал лицо частью свое от людского ока.

Но люди знали все то и воеводу все же любили и уважали. Не давал никого в обиду он, и думали они, что и дальше так будет.

Согласился Ратич на власть киевскую и занял посад княжеский. Но горянские, то есть сами киевские возмутились тому и спровадили его ниже в дом посадский. Особо не огорчился воевода по тому, но часть злобы на людей тех затаил. И всегда думал, как бы больнее уколоть их при случае.

Надумал однажды Ратич в поход идти и задумал Малушу – мать княжескую Владимира повидать, чтоб узнать кое о чем для себя.

Прознал про то по-своему Добрыня, брат ее, от другов гридней своих прежних и, опередив Ратича, увез Малушу из тех мест, спрятав на время в доме другом.

Приехав к дому Малуши, воевода повстречал отца ее и упросил обо всем.

Нету-ти Малуши моей, – отвечал отец тот Микула – воин бывший, в гриднях когда-то состоящий, так же, как и его сын, – ушла она вдаль, – и человек показал рукою на пыльную, пробитую копытами лошадей землю.

Ах, ушла Малуша, – разозлился воевода, поняв, что Добрыня опередил его, да так и рубанул мечом по руке той, отчего упала на земь она, да так и лежать осталась.

Кровь хлынула из обрубка руки Микулы, а он так и застыл в недоумении.

– Будешь знать, как рукой показывать, – зло выкрикнул Ратич и, пришпорив было коня, рванулся вдаль по дороге, но не тут то было.

Не понравилось то гридню одному, из другов Добрыни бывших.

А, ну, стой, – сказал он воеводе и рванул зa узду так, что лошадь аж на дыбы стала.

Чего ты? – испугался Ратич и пугливо осмотрелся по сторонам, видя как гридни со всех сторон к нему подъезжают, – что это вы задумали тут? – залепетал он в испуге вовсе.

А вот что, – сказал гридень, Мартыном которого звали и рубанул своим мечом так, что и рассек воеводу того от головы до седла.

Ой, что ж ты наделал, сынку?– залепетал в испуге Микула, сжимая свою окровавленную культю другой целой рукою, – я ж стерпел то и ничего не сказал. Зачем ты погубил его? Теперь и тебя казнят другие, – и Микула тот горько заплакал.

Нe казнят, – успокоил Мартын и к гридням повернулся, – расскажем все, как было. Не имел прав он так поступать. Тело же его в реку бросим, как татя какого и злодея общего, раз на людей своих руку поднял.

На том и порешили, и поспех домой удалились.

Ничего не сказали гридням люди посадские по поводу тому и с миром, как говорят, отпустили, пустив слух в земли Полянские, что воевода погиб в бою. Но все ж на совет собрались и меж собою посетовали.

– Надобно тем гридням хвост поджать. Так, гляди, они и до нас доберутся. С воеводой, всеми избранным, не посчитались, а с нами тем более. Гляди, так до князей доберутся.