Свет пришел в мир, но люди, как ночные птицы, любящие тьму, решились погасить Свет болью распятия и позором публичной казни. Когда вы помыслите о распинателях, не спешите отделять себя от них.

Далее Его гроба идти некуда.

Злые тоже не веселятся, потому что дрожит земля и меркнет солнце, и завеса в Храме раздирается надвое. Если бы Он не воскрес, иссякла бы жизнь и слово. Но вечером водворяется плач, а на утро радость (Пс. 29: 6). И вначале – тьма, а потом – свет (Быт. 1: 5).

И свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин. 1: 5).

Так как же нам говорить, что не любит нас Бог? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего? (Рим. 8: 32).

Мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, – все ваше; вы же – Христовы, а Христос – Божий (1 Кор. 3: 22–23).

И если крепка, как смерть, любовь (Песн. 8: 6), то Христова любовь и самой смерти сильней. Ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8: 38–39).

Рожденному поклонились.

В Крестившемся узнали Единого от Троицы.

С постящимся будем поститься. Со смиряющимся и трудящимся – смиряться и трудиться. Учившего будем слушать, сидя у Его ног, как Мария (Лк. 10: 39).

За несущим Крест последуем, плача и рыдая (Лк. 23: 27). Если же удостоимся чести, то, как Симон, поможем и нести Крест Его (Лк. 23: 26).

Когда Солнце правды (Мал. 4, 2) сойдет во гроб, станем вдали и будем смотреть на это (Лк. 23, 49), умирая с Ним.

А потом…

Потом будет радость. Будет то, о чем Он сказал заранее: Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин. 16: 22). Слышите? Никто!

Так каких же мне еще нужно доказательств? Что еще нужно больному сердцу моему и ослабевшей воле моей?

Буду ли сомневаться в Воскресшем или в благости Отца Его? Не буду.

Иаков ночью боролся с Богом и перед рассветом получил рану в бедре. Мы, если будем бороться с Богом, одним бедром не отделаемся. Горам и камням скажут в оный день богоборцы: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца (Откр. 6: 16).

Благо тем, кто пропоет песнь иную. Возрадуемся и возвеселимся, и воздадим Ему славу; ибо наступил брак Агнца, и жена Его приготовила себя (Откр. 19: 7). Здесь – подлинное исполнение истории.

Плохо нам, людям. Кто же спорит?

Но не бессилен Бог, чтобы спасти нас. И не зол Бог, чтобы не хотеть нас спасти. Сила Его – Сын и Слово. И благая воля Его – благоволение Его, тоже – в Сыне. Придите, поклонимся и припадем к Самому Христу – Царю и Богу нашему! Так начинается воскресная всенощная.

Здесь прекращаются вопросы. И в тот день вы не спросите Меня ни о чем (Ин. 16: 23).

Здесь обряд должен наполниться богословием, а сердце человека – таять, как воск, посреди внутренности (Пс. 21: 15).

Далеко удалился бы я, и оставался бы в пустыне (Пс. 54: 8).

О святых людях, оставивших мир и ушедших в пустыни, говорится, что они «убегали от мира». Думаю, что это не образный речевой оборот. Они, скорее всего, бежали так, как бегут километровую дистанцию, сдавая норматив.

Километр – самая тяжелая дистанция. На стометровке нужен взрыв и мощное ускорение. На трех километрах нужна выносливость и расчет сил. Там может открыться второе дыхание. На километре же нужны и взрыв стометровки, и стайерское, длительное усилие. Те, кто убегал из мира, бежали километровую дистанцию.

Так могут бежать на перрон к отходящему поезду те, от кого собирается внезапно уехать любимый человек. Они бегут, огибая препятствия и ненароком задевая кого-то.