– Разрешите, товарищ полковник?

– А я разве когда-нибудь не разрешал? – с приятным мягким акцентом ответил полковник и, увидев в руках у Доронина какой-то небольшой сверток, добавил: – Тем более, когда приходят с подарком.

– А вы знаете, товарищ полковник, похоже, что вы угадали, – согласился Доронин.

– У меня на такие вещи безошибочный нюх, – признался Круклис. – Еще в детстве выработал: точно знал, когда собираются за уши оттрепать, а когда подарят марципан. А что тут? То, о чем мне только что говорил Ефремов?

Доронин поставил сверток на стол, развернул газету и извлек из нее металлическую шкатулку.

– Доставили из отделения милиции, – доложил он и сообщил полковнику все, что самому ему было известно об ограблении квартиры некой Барановой. Полковник слушал его очень внимательно, ни разу не прерывал. А когда Доронин закончил доклад, поднялся из-за стола и несколько раз прошагал до двери и обратно.

– История любопытная. И даже смешная: искали золото, а нашли фотографии, – сказал он наконец. – Только так ли уж это все смешно? Что скажешь, Владимир Иванович?

– Во всяком случае, в отделении милиции по этому поводу смеяться не стали, – заметил Доронин.

– Великодушно предоставили это нам, – улыбнулся Круклис. – Ладно. Мы тоже сначала хорошенько подумаем, смеяться нам или нет.

Сказав это, Круклис достал из среднего ящика стола большое увеличительное стекло в оправе с ручкой и начал через него изучать снимки. Делал он это не торопясь. Иногда возвращался к уже просмотренному снимку, сравнивал его с другими. И наконец отложил и фотографии и увеличительное стекло в сторону.

– Кажется, нам тоже будет не до смеха, – задумчиво проговорил он. – Надеюсь, вы обратили внимание на объекты, сфотографированные неизвестным любителем городских пейзажей?

– Еще бы! Сам их подбор уже вызывает законный вопрос, товарищ полковник, – заметил Доронин. – Ведь тут что? Есть снимки секретных и даже совершенно секретных объектов. Есть такие, которые я пока не могу распознать. А есть фотографии каких-то с виду самых обычных подворотен. Но коли они собраны все вместе и заложены в тайник, значит, они тоже были сделаны неспроста? – рассуждал Доронин.

– Вне всякого сомнения, – согласился Круклис. – Но окончательно ясно это будет, если мы узнаем, кто эти снимки сделал.

– Мы над этим уже думали, – ответил Доронин.

– И что же? – пытливо посмотрел на него Круклис.

– Наиболее реальны три версии. Первая: снимки сделаны теми, кто жил в этой квартире до Барановой. Вторая: снимки сделала Баранова или кто-то из известных ей лиц и вложил в тайник с ее ведома. Третья… Но сейчас я подумал, что ее, пожалуй, можно отбросить, – хотел было остановиться Доронин.

Но Круклис категорически возразил.

– Отбрасывать будем потом. Сначала все будем собирать. Так что третье? – потребовал он ответа.

– Третья версия такова: снимки могли быть сделаны уже после отъезда Барановой из Москвы. В докладной начальника отделения сказано, что она уехала примерно за две недели до начала войны. Так вот, снимки сделаны после ее отъезда и спрятаны в тайник без ее ведома, – высказал свою последнюю версию Доронин. – Но во всех случаях, кто бы этим фотографом ни был, он, без сомнения, вражеский агент, работающий или на абвер, или на РСХА.

– Вот это самый важный для нас вывод, – заметил Круклис. – Опираясь на него, мы и будем строить все свои предположения. От него начнем танцевать как от печки и сразу же попробуем разобраться – почему эти фотографии лежали в тайнике? Их что, положили туда и за ненадобностью забыли?

– Маловероятно…

– И я тоже так думаю. Тогда: спрятали до поры до времени или для того, чтобы их кто-то забрал?