Через сутки, когда я увиделся с Людмилой в очередной раз, на ней не было ни одного живого места. Как оказалось, одна сердобольная соседка сообщила Олегу о том, что к его жене приходил незнакомый мужчина. Попытка Людмилы соврать, что к ней приходил сантехник, который чинил кран на кухне, увы, не удалась. Олег тут же позвонил в домоуправление и выяснил, что Людмила никакой заявки туда не подавала.
Все лицо Людмилы напоминало собой кровавое багровое месиво, глаза ее оплыли, и вместо глаз я видел узенькие щелочки, полные слез…
– Я убью этого ублюдка! – еле выговорил я, входя в квартиру.
– Ты не посмеешь к нему прикоснуться, – прошептала осипшим голосом Людмила.
– Ты сорвала себе связки?!
– Да, я сильно кричала, когда он меня бил, – жалко улыбнулась она.
– И никто из соседей не вызвал милицию?!
– А зачем им это надо?! – усмехнулась она. – Каждый привык жить только своей жизнью и ни во что не вмешиваться!
– Ты его боишься?! – спросил я, глядя в ее заплаканные глаза.
– И да, и нет, – она двусмысленно развела руками, как бы обращая мое внимание на постоянно задевающий нас хаос жизни.
– Тебе надо в больницу!
– Само все пройдет, – она присела на диван и укрылась одеялом.
Всем своим видом она давала мне понять, что бороться с мерзостями бессмысленно, что жизнь все равно пройдет даром, что пытаться что-то сделать глупо, а что-либо доказывать бесполезно.
– Так жить нельзя! – вздохнул я, присев рядом в кресло.
– Я знаю но у меня ничего не получается!
– Ты должна уйти от него! Нельзя жить с человеком, который тебя так ненавидит!
– Знаешь как в народе говорят: бьет, значит любит, – неожиданно улыбнулась Людмила, и я только сейчас увидел, что у нее спереди не хватает двух зубов.
– Черт! – вскочил я, как ужаленный. – Вы что, здесь с ума что ли все посходили?!
– Я бы давно ушла о него, но я сама чувствую себя виноватой, – всхлипнула Людмила.
В этот момент я поймал себя на мысли, что мне было бы легко сейчас посмеяться над ней, но вряд ли бы я стал от этого умнее е ее. Я снова обратил внимание на дождь, который как и в прошлый раз монотонно стуча по стеклу. Потом я осторожно разулся и очень бережно овладел Людмилой. Я целовал ее разбитое лицо и мы вместе плакали, пока одновременно не закричали от наслаждения.
Наслаждение – какое возвышенно-унижающее чувство! Улучшая природу нашего тела, оно тут же ужасно угнетает наше сознание. Помимо кошмарного лица я хорошо разглядел на всем теле следы супружеской ревности и мести.
– А это чем он тебя? – спросил я, слегка прикасаясь к багровой ягодице.
– Сковородкой с кипящим маслом, – задумчиво улыбнулась Людмила.
– Он, что, решил для тебя устроить преисподнюю?
– Похоже на то, – кивнула она головой.
– Наверное, тебе очень больно?! – я даже поморщился, представив себя на ее месте.
– Чем ниже падаешь, тем меньше ощущаешь боль, усмехнулась она.
И я вдруг заплакал, и встал перед ней на колени, как перед богиней, и она водила дрожащей рукой по моим волосам и тихо пела хорошо знакомую мне песню: «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь».
Теперь мы плакали оба и жалостно, жалостливо, жалко, жалящее обнимали друг друга, ощущая внутри себя и страхи, и содрогание. И еще я подумал, что нас рожает и нас же выворачивает наизнанку асимметрия Вселенной.
Глава 5
Любовь как процесс самоуничтожения себя через зарождение других
На следующее утро я проснулся с чувством превосходного настроения. Я вдруг осознал, что маразм необходимо побеждать силой, и если Людмила не желает уходить по своей воле от Олега, то ее нужно было похитить. Конечно, если бы у меня не было денег, то вряд ли смог бы я осуществить свой план. Разумеется, что я не думал держать ее взаперти как птичку в клетке. Я подумал только, что если она пробудет со мной хотя бы один месяц, то вполне сможет привыкнут ко мне и в дальнейшем изменить свое мнение насчет меня и Олега.