Пританцовываю на месте, стараясь согреться.

- Готовим билеты, паспорта! – разносится над перроном хриплый голос проводницы.

Окоченевшими пальцами достаю документы, раскрываю на нужной странице и замираю. С новенького паспорта на меня смотрит моя собственная фотка, а вот фамилия и имя не мои, буквы  жгут мне пальцы и глаза огнем.

Кажется, что каждый на этом чертовом перроне видит мой обман и смотрит с укором. А проводница так и вообще сейчас превратиться в черта и откроет для меня персональный люк в ад.

Но нет. Выхватив их моих рук документ и билет, она, едва взглянув, возвращает его назад.

- Не задерживаем, проходим, - орет она мне прямо в ухо. Я вздрагиваю и хватаюсь за поручень.

Прощай, родной город! Не видеть бы тебя никогда!

Так, ну вот и мое «купе». Ну, купе – это громко сказано, нижняя боковушка в плацкарте. Не у толчка и то радость.

Запихиваю сумку под сиденье и скидываю пальто. Вешаю его на крючок, любовно поглаживая.  Это самая дорогая вещь в нашем с Катькой гардеробе… в моем… теперь только в моем.

От воспоминаний о подруге к горлу подступает ком, в глазах набираются жгучие слезы. Отворачиваюсь к окну и часто моргаю в надежде, что не разревусь. Катя, Катенька, прости меня! Это ты сейчас должна ехать в новую жизнь.

- Дорожку, - зычный мужской голос заставляет меня буквально вжаться в столик и пропустить тщедушного деда с огромной сумкой наперевес.

Вот скажите, откуда у такого сморчка такой голос?

 Пассажиры рассаживаются по местам, распихивают вещи по полкам и начинают обживаться.

Со всего размаху плюхаюсь на сиденье и разглядываю серое безликое здание вокзала.

За окном начинает моросить дождь, хорошо успела закончить все дела и сесть в поезд, пока меня не намочило.

Перед глазами встает мрачное городское кладбище. Свежая могила с комьями мерзлой земли. Свежеобструганный крест, перевязанный ленточкой. И фотография в рамке. С нее прямо мне в душу смотрит улыбчивая девчонка с ямочками на круглых щеках. Катя! Был ли у меня в жизни хоть кто-нибудь роднее? Нет! И, наверное, уже не будет…

Смахиваю так некстати набежавшую слезу.

Самое страшное, видеть на чужой могиле свое имя. Знать, что отныне тебя настоящей не существует.

Есть только авантюристка, выдающая себя за кого-то другого и пытающаяся изменить свою жизнь в память о подруге.

Москва встречает меня неласково. Холодно, серо и мокро.

Запахиваю пальто, выуживаю из сумки шарф и наматываю его на шею. Так уже лучше. Но шапка бы не помешала. Только где ее взять?

С сожалением смотрю на свои видавшие виды кроссовки, в них только летом ходить, сейчас же промокну в момент. Но вариантов нет. Надеюсь, новоявленные Катькины… мои родственнички раскошелятся и подарят мне боты. Хорошо бы.

Оглядываюсь на поезд, смотрю по сторонам. Вроде же встретить обещали.

Но ни древней бабки, ни кого-то похожего на маменького сынка на пенсии вокруг не нахожу. Они, наверное, встречают меня у СВ-вагона. Надо чесать к нему, знать бы только куда? 

Ну не указала я в смске, что билет поменяла, подумаешь какая беда? Честно говоря, свой билет сдала из-за нехватки денег еще Катя, а этот покупала уже я на свои кровные.

Заглядываю на экран смартфона десять-десять, вздыхаю и бреду. Направление выбираю наугад. Вокруг снуют люди, бегают мужички с огромными телегами, несутся тетки с баулами.

Оглядываюсь по сторонам, поправляя постоянно съезжающую сумку.

Неожиданно налетаю на кого-то. Рассмотреть мужика не получается, он закрылся воротником от ветра и надвинул кепку на самые глаза в попытке защититься от мороси.

- Простите, - пытаюсь извиниться.

- Смотреть надо, - слышу недовольное ворчание. Голос разобрать сложно, мужчина хрипит.