– Как вам будет угодно, фрау А’Ллайс. Просто знайте, что в данный момент я являюсь последним барьером на вашем пути к тем ужасам, от которых вас старательно уберегали родители. Скажите, вы действительно хотите отправиться на войну?

Человеку, который всю свою юность посвятил военному делу, был задан весьма странный вопрос. Неужели, если она ответит «нет», то её тут же разоружать, развернут и отправят обратно домой первым поездом?

– Я обязана принять участие в войне. Это мой зольдатский долг, герр-гауптман, – упрямо настояла на своём девушка. – К тому же я получила официальную повестку со всеми государственными печатями, и теперь даже при всём желании путь назад для меня закрыт.

Вопрос насчёт войны несколько задел А’Ллайс, отчего её нахмуренное лицо покрылось маской серьёзности.

– Прошу простить моё старческое невежество, просто хотел лично удостовериться в правдивости слухов о вашем упорстве, хе-хе… – вполголоса посмеялся герр-гауптман. – Ваше рвение на фронт заслуживает отдельного уважения. Признаюсь, такие, как вы, в наше время – большая редкость… Что ж, отбросим лирику в сторону.

Опустив грустные глаза в землю, он заложил руки за спину и принялся рассудительно говорить:

– Не знаю, простят ли ваши родители мою халатность, однако вы действительно заслужили право носить свою фуражку. И, как вы правильно подметили, всякий зольдат обязан защищать своё государство. Это его великий долг.

Сказав это, фон Штерн вынул изо рта трубку и сделал шаг в сторону, освобождая путь к воротам.

– Ступайте же, фрау-фельдфебель. Страна ждёт уплаты вашего долга.

После этих слов на лице А’Ллайс невольно проступила лёгкая улыбка благодарности: «последний барьер» на пути к войне преодолён. Поправив лямки ранца и ремень, на котором висело оружие, девушка ещё раз посмотрела на фон Штерна.

– Не беспокойтесь, герр-гауптман. Я не подведу ни государство, ни отца, ни вас. Никого не подведу. Не в моём это праве, – многообещающе заявила А’Ллайс и уверенно зашагала к заждавшимся её солдатам. – Прощайте.

Проводив девушку слегка тоскливым, но гордым взглядом – гордым от осознания того, что не перевелись ещё смелые и целеустремлённые люди, – гауптман фон Штерн по-доброму усмехнулся в седые усы.

– Прости меня, Оттэр, я не смог её остановить. Упорством она вся в тебя…

* * *

Группа солдат, которой должен был пополниться 17-й батальон, состояла из восьми человек. Знатное пополнение, подумала А’Ллайс, готовясь объявить вверенным ей людям о своём временном шефстве над ними.

Несмотря на все опасения девушки, люди эти оказались весьма понимающими – скорее всего, сказался их возраст: шестерым «солдатам» было по виду глубоко за пятьдесят лет. И, кажется, они понимали, что дело предстояло серьёзное, а потому перечить никто не стал.

Двое остальных представляли из себя совсем юных ребят, которые только слезли со школьной скамьи и, по примеру старших, также приняли нового командира.

«Ландштурм-3» в полной своей «красе»…

Поскольку до фронта путь неблизкий – почти тридцать миль, да ещё и при учёте столь великовозрастного контингента, руководство распределительного пункта расщедрилось и выделило под нужды группы небольшой грузовичок, перекрашенный в защитный камуфляж. Более того, местные умельцы уложили на тентованную крышу кузова множество свежих веток и травы, окрестив это «маскировкой» от авиации противника.

При погрузке А’Ллайс не смогла не заметить вялый вид вверенных солдат. Это подтолкнуло её отказаться от более-менее тёплой кабины и удобного кресла рядом с водителем, а поехать вместе со всеми в кузове: ей казалось, что пребывание командира под одной крышей с подчинёнными сможет хоть сколько-то подбодрить моральный и боевой дух солдат.