Так тянулись все те двенадцать лет тяжёлого обучения. И вот наконец наступил долгожданный тёплый август 1912 года.

Встав вместе с первыми лучами восходящего солнца, А’Ллайс быстро оделась в простую белую рубашку, коричневые брюки на подтяжках, лёгкую куртку того же цвета и сапоги из чёрной кожи.

Покончив с нормативом по сбору, который удалось выполнить всего за двадцать секунд, молодая девушка подхватила заранее собранный для путешествия вещмешок и устремилась на первый этаж поместья.

Аккуратно спустившись по ступеням винтовой лестницы, А’Ллайс внимательно осмотрелась по сторонам – в коридорах и главном холле пусто, значит, все спят и никто не увидит её побег. Воспользовавшись этим моментом, девушка с улыбкой на лице подошла к парадной двери и взялась за увесистую латунную ручку…

– Фрайфрау{?}[В Рэйланде подобным образом обращаются к не замужним девушкам или девушкам до двадцати лет] А’Ллайс фон Берх.

Отпустив дверную ручку, девушка медленно повернула голову в сторону голоса. Её матушка, чьи волосы к этому моменту уже покрылись налётом седины, а лицо обзавелось первыми морщинами, стояла в проёме, соединяющем холл с гостиной. Сложив руки на груди, она смотрела внимательным прищуром постаревших глаз на свою дочь, которая вдруг куда-то подорвалась в такую рань, да ещё и с увесистой сумкой наперевес.

– Доброе утро, матушка… – вяло помахала правой рукой девушка и смущённо приулыбнулась.

– Прежде чем я отчитаю тебя за планирование побега, позволь мне обсудить с тобой одну очень щепетильную тему, – сказав это, матушка А’Тринн подошла к дочери на расстояние вытянутой руки и посмотрела ей в глаза. – Знаешь… Все эти годы я долго думала о твоих словах про моё замужество…

– Если тебе тяжело об этом говорить, то не стоит… – А’Ллайс поспешила успокоить своего родителя. – Это я тогда сглупила и…

– А ты не говори, когда я говорю. Как бы быстро ты ни росла, я всё ещё остаюсь твоей матерью, так что не смей меня перебивать. Несмотря на явный посыл замечания, сделано оно было с доброй улыбкой. «Так вот, замужество… Признаюсь честно, те слова сильно меня задели, и это ещё мягко сказано. Но я не для того встала в такую рань, чтобы обрушивать на тебя словесную кару». – выдержав короткую паузу, она продолжила говорить. – Ты, моя дорогая, была права. Я искренне люблю твоего отца. И тем не менее меня действительно выдали за него замуж против моей воли. Вот так. В один миг разрушив все мои мечты об опере… И ты. Тебе мы также уготовили подобную участь, но… Я не смогу тебе помешать, А’Ллайс.

Полный серьёзности голос матери вдруг приутих, тон снизился, а в глазах проступили поблёскивающие на первых лучах солнца слезинки.

– Ты уже давно не просто мечтаешь продолжить традицию нашей семьи, а целеустремлённо идёшь к этому, несмотря на наше с отцом негодование. Твоё желание продолжить давнюю традицию, невзирая на все запреты, заслуживает огромного уважения, моя дорогая. И я искренне надеюсь, что твой отец поймёт нас, когда обнаружит, что его дочь пропала…

А’Ллайс не выдержала. Девушка крепко обняла свою матушку, прижалась к ней и почувствовала, как по щекам заскользили точно такие же кристально чистые слёзы.

– С днём рождения, моя дорогая, – проговорила матушка чуть дрожащим от волнения голосом. – С восемнадцатилетием тебя…

Девушка ничего не отвечала. В горле будто бы образовался мешавший речи плотный комок, и А’Ллайс лишь оставалось проливать слёзы в объятиях самого близкого ей человека. Матушка понимала её и не собиралась препятствовать мечте, ставшей для дочери целью всей жизни. И девушка была искренне благодарна ей. Настолько сильно, что не выразить эмоциями, не описать словами – счастью просто не было предела.