– Не кручинься. Ты найдешь себе, а она пожалеет. Не пара вы были.

– А я верил, любит она меня. Обманулся. – Горькие воспоминания шевелились в душе Артема.

Вот и магазин. И дверь открыта. Чему бы ни верил Матвей, чего бы ни просил у Господа, Артем молил и надеялся, местная продавщица не закрыла двери к пище телесной, не продела замок в дверные ушки и не ушла восвояси. Такое может быть на селе. И останутся они без земной пищи. На одной духовной далеко не уедешь. Тут хоть побирайся по соседним домам. Кто картошки даст, кто репы прошлогодней.

Слава Тебе, Господи. Открыто. И мне, неверующему, по моему безверию хоть что-то дал. Артем посмотрел на небо и подмигнул хитро Всевышнему.

Вошли в магазин. Королева местной лавки бранилась с мужиком. Тот покачивался, даже придерживаясь за прилавок.

– Сказала, не дам в долг. Отвали, Семен. Вот тебе Бог, вот тебе порог. Пошел отсюда.

– Галя, мне чуток. Я после заплачу. – Причитал мужик.

– Много вас тут ходит, всем давать устанешь. Пусть жена тебе в постели дает. А я не давала и давать не буду. Как сейчас взгрею чем, так вылетишь. За последние волосенки ухвачу и выкину из магазина. Пошел!

Мужичок поплелся. Пытался попасть в дверной проем. С третьей попытки получилось.

– А вам что? Что брать будете? – Галя еще не отошла от скандала с мужиком.

– Нам бы чего съестного купить. – Артем засмеялся. – В долг.

– Я вам такой долг дам, от стенки не отмажетесь!

– Пошутил я, Галя. Мы приезжие. Деньги у нас есть. – Извиняющимся тоном продолжил Артем. Глупо пошутил с разгоряченной бабой.

– Так все на витрине, выбирайте. – Уже мирным тоном говорила продавщица. – Ничего под прилавком не прячу. Выгоды нет. Мне бы быстрее продать.

– Минутку. Сейчас выберу. Матвей у меня незрячий. Мне придется выбирать. Дай нам хлеба. Колбасы. Каких консервов. Сахар. Заварку. Погляжу еще чего. Матвей, а ты что хочешь? – Артем прикидывал, во что обойдутся покупки. Кто знает, сколько в дороге времени проведут.

– Конфет мягких. Пряников.

– Пряники не берите. – Сжалилась над слепым Галя. – Их неделю размачивать, не размочишь. Черствые. Лучше печенье в пачках. Оно свежее. Что еще?

– Ты бери, Артем. Не думай. Я заплачу. – Заявил Матвей.

– Не надо, Матвей.

– Не спорь со стариком. Не учили, старших надо слушаться. – И улыбнулся.

Впервые Артем увидел улыбку на губах старика. Добрая. Так дед улыбается внуку.

– Тогда возьмем воды и пакеты. Сложить не во что.

– А водку брать будете? У меня не всю выжрали.

– Спасибо, не будем. Слепому и так тяжко идти, а я при нем. Коли выпью, так кто о нем позаботиться.

Сложили покупки и пошли. Церковь стояла недалече, за лужком от магазина. Здание, как и положено, старой постройки. Высоко в небо глядят купола. Словно руки, воздетые к облакам, за которыми укрыта обитель Божья. На ближайших деревьях расселись птицы. Посланники божьи, свернувшие крылья.

– Ты, Артем, скажи мне, когда к церкви подойдем. – Попросил Матвей.

– Так мы уже у дверей стоим. Сейчас войдем. – Пришлось остановиться. Старик, как в землю врос.

– У Врат. Не у дверей. Стоящие у врат. Надо снять шапку. Осенить себя крестным знамением. Поклониться. После можно войти в Дом Божий. – Пояснил Матвей. – А внутри есть Царские врата. Там алтарь. За Царские врата вносят только мальчиков. Это не крещение, это воцерковление. Войдя, мы будем у Царских врат.

– Идем, Матвей. Стало быть, я был уже за Царским вратами, а не знал этого. Меня крестили в детстве.

– Должен был быть. – Твердо произнес. Знает церковный уклад.

Вошли в притер церкви. Иконы, и горят свечи. Давно Артем не был в церкви. Почти пусто. Нет молящихся в этот час. Многие селяне предпочли молиться мамоне – бутылке водки. Вино – глумливо, сикера – буйна; и всякий, увлекающийся ими, неразумен. Не помнят о том. Лишь мужчина, рядом с ним плачущая женщина и священник.