– Не видишь, что ли, что я еще слабый, не могу работать. Чем думала? Что хочешь делай, а от ребенка избавляйся. Да и кто знает, чай, не мой. Нагуляла, наверное, на лесоповале, пока я тут лежал больной.

В соседнем селе жила бабка, которая подпольно делала аборты. Лидка бегом к ней.

– Не возьму грех на душу. Срок большой.

Лидка плачет, руки бабки целует, умоляет помочь. А та вскипела, схватила метлу и давай ею Лиду хлестать.

– А ну пошла отсюдова, бестия чертова, детоубийца!

…Миша встретил ее словами:

– Ну что? Сделала?

– Да, – соврала Лида.

От тяжелой работы она стала совсем тощая. Широкие кости выпирали. Живот рос медленно, так что скрывать удавалось долго. Но однажды во время работы Лиде стало дурно, она упала в обморок. Фельдшер осмотрел ее и выдал:

– Шла бы ты отсюда. Срок-то большой совсем, а труд тяжелый. Мне уборщица в медпункт нужна. Возьму к себе, пока не родишь.

Лида согласилась. Вскоре и от мужа скрывать уже не получалось. Он насупился, замкнулся, перестал с ней разговаривать. Смотрел на нее словно на пустое место.

Через месяц Лида родила. Ребенок был недоношенный и слабый. Прожил неделю от силы. Лида назвала его Толиком.

– На кладбище бы надо снести, – говорила она Михаилу.

– Обойдешься.

Миша сколотил небольшой ящик из остатков досок, положил туда крохотный трупик и пошел с ним за дровяник.

– Ты чего, окаянный, – с ревом набросилась на него Лидия, пытаясь отобрать ребенка. – Дай невинную душу спокойно схоронить. Не виноват он ни в чем…

Она пыталась отобрать ящик и расцепить сжатые до белых костяшек пальцы мужа. Тот отмахнулся от нее тяжелой рукой, отбросив Лиду в сторону.

Миша закопал Толика за дровяником. Лидия выла весь день. А на следующее утро встала спозаранку, разбудила двух средних детей, Танюшку с Колей, и позвала на кладбище.

Выкопала она его из земли. Спешно схватила ящик, слегка обмахнула от влажных глинистых кусочков почвы. Нацепила на голову нарядную косынку, накинула фуфайку, обулась в черные с широким голенищем резиновые сапоги и пошла на кладбище в райцентр. Колька с Танюшкой поплелись за ней.

На кладбище Лидия нашла место рядом со своими родными и выкопала небольшое углубление в земле. Туда поместила ящик и завалила его сырой землей. Аккуратно лопатой сформировала небольшой холмик. Замерла. Бросила лопату там же. Долго смотрела, беззвучно шепча какую-то молитву. Слезы то и дело скапливались в морщинках вокруг глаз и лились по ее щекам.

– Мама, мама, пошли домой, – потянул ее за рукав четырехлетний Колька.

Лидия очнулась. Вытерла рукавом фуфайки лицо, размазав грязь по щеке, молча развернулась и пошла. Детишки засеменили за ней.

Больше Толика никто не вспоминал…

Мне лет восемь, я вся зареванная иду мимо кладбища. Меня трясет от страха. Но не из-за привидений, которых я нафантазировала в своей голове. Это страх того, что же будет.

Родная сестра моего папы много лет жила в другой стране. Вышла там замуж, там же родились ее дети – Сережка и Андрюшка. Они приезжали раньше в наше село раз в год или два и обязательно приходили в гости ко всем братьям и сестрам тети Вали.

В одно лето мы очень сдружились с Андрюшкой. Играли то в прятки, то в догонялки. Семья тети Вали жила у бабушки с дедушкой в деревне. А мы с папой приходили туда каждый день: папа – помогать деду с сенокосом, я – выпрашивать у бабушки лоскутки на платья для кукол и поиграть с Андрюшкой.

А у бабушки было очень интересно! Какие-то кладовки, закоулки, старый дом, хлева, поля… Есть где детям разгуляться, а вернее, разбежаться. И мы носились с Андрюшкой как угорелые.

И вот как-то играем в «ляпки»