Если посмотреть правде в глаза, это была не единственная причина, по которой я отказался. Главной составляющей отказа стало то, что наши дети учились вместе. Я был женат и, если бы остался у нее на ночь, это могло бы испортить и уничтожить наше возможное будущее. Ключевое слово: возможное! И только потом – будущее. Или его не существовало?

Домой возвращаться не было никакого желания. И так день оказался не из легких. Запутанное убийство вымотало и, как всегда, лишило сил. Хотелось чего-то особенного, разрядки после напряженного дня. Я уже успел пожалеть, что не согласился выпить в компании златовласки. Мозгами понимал, что врал самому себе и все, чего желал…

— Явился, – услышал голос из дальнего угла, где у нас располагался диван. В квартире царила темнота, и в комнату проникал лишь свет зависшей в небе круглой, как блин, луны.

— Задержался на работе, – бросил устало.

Мне сейчас только Риммы не хватало с ее нескончаемой порцией нотаций.

— Врешь! – бросила она безразлично и сделала шаг навстречу. Лучше бы она этого не делала. Лунный свет обнял ее обнаженное тело, словно серебряной вуалью. Небольшие острые груди торчали вверх, зазывая отведать столь лакомый кусочек. Точеная фигурка с тонкой талией и красивыми бедрами. Темное покрывало волос касалось ее поясницы, лаская белую, как снег, кожу.

Красивая и до сих пор желанная, но такая холодная. Даже темнота не скрывала холодного блеска глаз. А мне хотелось видеть там пожар. Хотелось чувствовать себя желанным. По-настоящему желанным. Когда достаточно одного касания, чтобы тело бросило в дрожь… Хотелось чувствовать рваное дыхание, срывающееся с губ и щекочущее нервы. Дразнящее яйца и наливающее пах приятной тяжестью.

— Поиграем? Как раньше… Андрюша спит…

Римма подступила медленной походкой. Словно кошка. Уверенно отбросила волосы за спину и грациозно опустилась на колени. Покорно положила свои белые ладони на колени, открывая запястья. Знала, чертовка, что я любил и предпочитал. Знала, что эта ее покорность, хрупкость и незащищенность доводили меня до пика. А тонкие белые запястья сводили с ума…

— Может, арестуете меня, наденете наручники? Я была очень непослушной девочкой, – подняла она руки вверх и преданно посмотрела в глаза. Врала! Не было никакого раскаянья, и я чувствовал это. Лишь игра.

Стоял с широко расставленными ногами и хотел развернуться и уйти. Все это скучно и наигранно. Фальш.

Но продолжал стоять, смотреть, завороженный ее красотой. Римма чувствовала моё напряжение, видела мою решительность бездействия, и эти чертовы нежные ручки потянулись к моей ширинке. Проклятье, это было невыносимо! Невыносимо порочно. Ловко и без заминки она высвободила член из внезапно потесневших штанов. Я чувствовал ее дыхание там, где уже болело от похоти и стояло часовой башней. Знала, зараза, как сделать так, чтобы я не думал. Позабыл обо всем… И тесная влажность ее рта и тонкие пальчики в очередной раз доказывали это. Ворвался глубже, толкаясь в глотку. Скорее почувствовал, чем услышал, что ей нечем дышать. Отстранился и одним движением развернул, ставя на колени. Взял жестко, без ласк.

— Сволочь… – простонала она, пока я вколачивался сзади.

Сильнее сжал ее ягодицы. Хотелось всего и сразу, без прелюдии и игры. Какие, нахер, игры, когда последний раз я нормально трахался, не припомню когда? Римма вскрикнула, выгнулась и откинула голову, и я укусил ее шею, смял сильно отяжелевшую грудь.

Как всегда после долгой засухи, она отдавалась мне дико и порочно. Все происходило дико. Так было, пока я не утолял голод, и только потом могло наступить время ласк. Но сейчас лишь вколачивался в ее тело, с дикой, животной, раздирающей душу страстью. Страстью, которой мне так не хватало. Болезненным острым наслаждением, хрипами, стонами и всепоглощающей темнотой. Темнотой порока. Дерзкой манеры меня злить, а потом покорно вставать на колени.