– Михаил Михайлович, вы нам обрисовали не вора, а целого маршала со своим войском, – иронично заметил Артем.

– Это не я, а Карабанов, который прекрасно знает эту публику, – отпарировал Бородин.

– Вполне реальная картина нарисована: эти люди живут по своим правилам, а решетки, камеры, лагеря для них обычное явление, они привыкли к ним и воспринимают их так же, как мы – наши коммуналки и хрущевки, – произнес Эди, выливая в стакан остатки молока из бутылки.

– Смотрю, вы уже почувствовали их нравы, – заметил Бородин. – Это поможет вам выживать среди них, тем более вы уже зарекомендовали себя в камере, об этом мне Карабанов рассказал. Но имейте в виду, что против вас настроены некоторые надзиратели, которые при удобном случае могут попытаться и побить.

– То есть как побить, этого нам только не хватало, – резко выпалил Артем, упершись глазами в Бородина.

– Я говорю о том, что в оперчасти есть такая информация, но мы же не можем сказать надзирателям, вы не вздумайте трогать его, он офицер госбезопасности. Естественно, Карабанов сегодня же проведет общепрофилактическую работу со всеми сменами. Да и я буду отслеживать ситуацию, чтобы не допустить эксцессов. Но знать о том, что такие настроения среди надзирателей есть, по-моему, вы должны.

– Спасибо, Миша, что предупредил. Мы зайдем к Карабанову до отъезда и поговорим с ним. А ты, Эди, будь спокоен и не волнуйся, все будет в порядке, – подбодрил его Николай.

– Конечно, я буду спокоен, но до тех пор, пока кто-нибудь из них не замахнется на меня, – ровным голосом произнес Эди, а затем, глянув на своих коллег, в том же тоне добавил: – Ребята, мы вроде обо всем договорились, мне надо возвращаться в камеру к моим любимым блатным, а то, не дай бог, они порвут на части не менее любимого Бизенко, так что, Михаил Михайлович, зовите надзирателей.

Артем и Николай в знак согласия закивали головами и, через стол горячо пожав ему руку, пожелали удачи. Тем временем Бородин вызвал надзирателей.

Возвращение Эди в камеру ее обитатели встретили с затаенным вниманием. По всему было видно, что они ожидали этого в надежде увидеть в его лице или движениях какие-то отголоски встречи со следователем. В свою очередь и он опытным взглядом окинул камеру, пытаясь прочесть в обращенных на него взглядах возможно происшедшие здесь за время его отсутствия изменения, но ничего такого не узрел. Правда, не успел он сделать и нескольких шагов от двери, как около стола оказался Слюнявый, который, театрально разведя руки в стороны, произнес:

– Век свободы не видать, бьюсь об заклад, что следаку[31] тебя взять на глотку[32] не удалось.

– Прекратите паясничать и без вас тут тошно, – нарочито грубо выпалил Эди, направляясь к своей койке.

– Я ничего, я так, для порядка, – отреагировал Слюнявый, пятясь назад и исподлобья вглядываясь в лицо Эди.

– По всему вижу, у вас состоялся тяжелый разговор со следователем, надеюсь, при этом вы были сдержанны, – участливо промолвил Бизенко, дождавшись, когда Эди присядет на койку.

– Да, вы правы, – сказал он после непродолжительной паузы и лег, прикрыв предплечьем глаза, а потом, как бы опомнившись, спросил: – А эти не доставали?

– Изгалялись на словах, но руки не распускали. Думаю, подействовали ваши слова.

– Слава богу, хоть что-то на них действует.

– Действует сила и авторитет: они же думают, что вы тот самый грабитель. По крайней мере, этот худой на меня кричал, что как только вас, мокрятника[33], куда-нибудь переведут, они со мной посчитаются за неуважение блатных порядков, – почти шепотом произнес Бизенко, буравя взглядом Эди.