Кое-как опомнившись, они уложили бесчувственного человека на стол. Еще один стол был придвинут под его ноги. Распрямив тело, они выстроились вокруг, подняв над ним свечи и лампы. Веки лежащего не дрогнули.

– Он что, помер? – озадачился Олбрайт.

Реакцией на эти слова стали нахмуренные лбы и невнятное бормотание присутствующих.

– Надо похлопать по щекам, – предложил кто-то. – Может, это его оживит.

– Глоток виски лучше поможет, – возразил кто-то другой.

Марго протолкалась к изголовью и внимательно осмотрела мужчину:

– Никаких пощечин. Только не по лицу в таком состоянии. И не лейте ничего ему в глотку. Погодите.

Она взяла подушку, лежавшую на скамье рядом с очагом, и вернулась к столу. При свете лампы разглядела белый конец стерженька, торчавший из наволочки. Подцепила его ногтями и выдернула из подушки пуховое перо. Все недоуменно следили за ее действиями.

– Навряд ли ты сможешь пробудить мертвеца щекоткой, – сказал гравийщик. – Да и живого тоже, если он в беспамятстве.

– Я не собираюсь его щекотать, – ответила она. И положила перышко на губы мужчины.

Бражники глядели во все глаза. В первую секунду ничего не произошло, а затем пух слегка шевельнулся.

– Он дышит!

Но чувство облегчения быстро сменилось новым беспокойством.

– А кто он вообще такой? – спросил баржевой матрос. – Кто-нибудь его знает?

За этим вопросом последовало несколько минут многоголосого шума. Один старожил уверял, что знает всех без исключения людей на берегах реки от Касл-Итона до Даксфорда – а это добрый десяток миль, – но этого типа видит впервые. Другой, часто навещавший свою сестру в Лечлейде, не припомнил, чтобы кто-то похожий попадался ему в тех краях. Третий вроде бы где-то его встречал, но чем больше он вглядывался в человека на столе, тем меньше был готов рискнуть звонкой монетой в споре, подкрепляя свои слова. Четвертый предположил, что он может быть из речных цыган, которые как раз в это время года обычно сплавлялись вниз по Темзе. Местные относились к ним с понятным подозрением и не забывали по вечерам накрепко запирать двери, предварительно занеся со двора в дом всю мало-мальски ценную утварь. Но данная версия отпала при одном лишь взгляде на добротную шерстяную куртку и дорогие кожаные ботинки незнакомца. Ничего общего с цыганским отребьем. Пятый после долгого вдумчивого созерцания торжествующе объявил, что ростом и комплекцией это точь-в-точь старина Лиддьярд с фермы Уайти – да и цвет волос разве не тот же самый? Однако шестой указал ему на старину Лиддьярда, который в ту самую минуту стоял по другую сторону стола; и вдумчивый созерцатель не смог отрицать очевидное. После этого обмена репликами все они – первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой и прочие – пришли к выводу, что незнакомец действительно не знаком никому из них. По крайней мере никто его не опознал. Хотя, чему тут удивляться, при такой-то расквашенной роже?

Наступившее затем озадаченное молчание было прервано голосом седьмого:

– Что же такое с ним стряслось?

Одежда незнакомца пропиталась водой, и от него исходил запах реки – этакий мутный зеленовато-коричневатый запах. Несчастье произошло на воде, в этом сомнения не было. Они заговорили о разных опасностях, подстерегающих людей на Темзе, которая всегда готова сыграть злую шутку даже с самыми опытными речниками.

– Опрокинулась лодка? Может, мне пойти ее поискать? – вызвался лодочный мастер Безант.

Тем временем Марго смывала кровь с лица пострадавшего, делая это быстро, но по возможности бережно. Она невольно вздрогнула, отвернув края глубокой раны, которая рассекла его верхнюю губу, так что два раздвинутых лоскута кожи обнажили осколки зубов и окровавленное нёбо.