– Сам заткнись! – кричит в ответ Вита. – Сам заткНИСЬ, САМ заткнись, сам!..

Майкл хватает дочь, когда она проносится мимо него танцуя и поднимает над головой, а Вита лягается и воет. Он знает, у него сейчас два пути. Можно повести себя строго, велеть ей слушаться, сесть сию же секунду. В этом есть своя прелесть, так он отчасти сбросит досаду, которая копилась целый день, но есть опасность, его ждет отпор, и Вита устроит концерт посерьезнее. Или можно превратить все в шутку. Он решает выбрать второе. Так быстрее и риска меньше.

– Хрум, хрум, – говорит он, делая вид, что кусает Виту за живот. – Я чудовище, и я тебя съем.

Он сажает ее на стул.

– Я так голоден, что, если ты не съешь свой обед, мне придется съесть тебя. Тебе ничего не грозит, только если поешь.

Вита смеется, но – чудо! – остается на стуле. Майкл задерживает дыхание, пока она не берет вилку.

– А какое чудовище, папа?

– Большое.

– Волосатое? – взвизгивает она.

– Да. Очень волосатое. Все в зеленой шерсти.

И, поскольку она еще ничего не съела, он бережно забирает у нее вилку и кладет ей в рот немножко еды, пока она говорит:

– А зубы у тебя большие?

– Огромные. Самые большие зубы, какие ты видела.

– У акул, – внезапно объявляет Хьюи, – несколько рядов…

– И когти? – спрашивает Вита, выплевывая пережеванные спагетти на стол.

– Я же говорил! – вопит Хьюи. – Я говорил! Папа, она меня перебила.

– Вита, не перебивай. Дождись паузы. Да, у меня есть когти. Давай, Хьюи, что там у акул?

– У них несколько рядов зубов, которые…

– Ты живешь в пещере?

– Она опять! – Хьюи трясет от злости. – Пап!

Клэр выбрала лучший момент, чтобы войти в кухню. Он замечает, что она переоделась, на ней теперь юбка и довольно тонкая блузка, завязанная на талии.

– Привет, зайки, – говорит она. – Вкусно вам?

– Ты куда-то собралась? – спрашивает он.

Ее взгляд блуждает по поверхностям, по полкам, по полу.

– Никто не видел мой…

– Мам, Вита меня два раза перебила, – говорит Хьюи, разворачиваясь на стуле к матери.

Клэр проводит рукой по верху шкафчиков, останавливается, делает шаг к двери во двор, опять останавливается.

– Мне грустно это слышать, но ты меня только что перебил.

– Ты куда?

– Я не перебивал.

– Перебил. Только что. Нужно было дождаться паузы.

– Ты мне не говорила, что куда-то собираешься.

Она на мгновение задерживает на Майкле взгляд.

– Говорила. Мы вместе смотрим программу ОУ, а потом будем здесь ужинать. Я тебе вчера говорила, вспомни. Ты не видел мой…

Кажется, она отказалась от мысли просить у него помощи.

– Впрочем, неважно.

– Твой что?

– Ничего.

– Нет, скажи.

– Пап, – Вита кладет липкую от томатного соуса ручку ему на рукав, – а у тебя два глаза или много?

– Ничего, – говорит Клэр. – Неважно.

Она поднимает с пола тканевую сумку, которую он раньше не видел, и он невольно мельком заглядывает в вырез блузки, видит кружевной край лифчика и парные возвышения груди. Ему приходит в голову, что и другие могут сделать то же самое, остальные в этой учебной группе, или что там она сказала.

– Я ушла.

Она целует детей в макушки.

– Скажу спокойной ночи сейчас, зайки, потому что могу еще не вернуться, когда вы ляжете спать…

– Когда ты вернешься? – спрашивает он.

– Два глаза, пап, или много? Много глаз во всяких смешных местах, на руках, там, на ушах?

– Кто меня уложит? – ноет Хьюи голосом покинутого сиротки.

– Поздно. – Клэр взмахивает рукой. – Точно не знаю.

– На ногах? Глаза на ногах – это здорово, правда, они же…

– А ванна? Кто меня искупает?

– Папа, конечно. – Клэр быстро обнимает Хьюи. – Но ванну все равно принять нельзя, на воду же ограничение. Забыл?

– Когда, хоть приблизительно? Должна же ты знать.