– Да, – тихо ответила Хейзел, глядя себе под ноги. Ей хотелось верить бабушке, поэтому она собиралась постараться забыть об этой кошмарной встрече.

И всё же … возможно, это было только ее воображение, но она почти могла видеть всё то, что описывала Марбл. Глубокая ночь, и лес, и что-то вроде воды, и пустота…

И крики. Испуганные, полные отчаяния крики.

Ее крики.

Хейзел резко села на кровать, почти задыхаясь. Спросонья, поначалу, она даже не могла понять, где находится, но глядя на большие окна и густой лес за ними, она вспомнила.

Слегка качая головой, Хейзел легла обратно и закрыла глаза, пытаясь забыть то, что не хотела вспоминать. Она годами не думала о встрече со старой мошенницей, так почему сейчас? Всё, что сказала та женщина, было неправдой. По крайней мере, Хейзел не понимала, как она могла бы утонуть. Она прекрасно плавала, бабушка позаботилась об этом. И за свои 22 года она ни разу не была влюблена, так что все страшные слова остались просто… словами.

Хейзел не верила ни единому слову Марбл, но она всё равно не могла улыбнуться и вспомнить это без содрогания. Всегда было легче поверить в плохое, поэтому, несмотря на то, что прошли годы, она не забыла о мрачном пророчестве полностью.

Зевая, Хейзел попыталась снова заснуть, но время шло, а ей это никак не удавалось. Она начала ненавидеть здешние ночи. Они были слишком темными, слишком тихими и страшными. Несмотря на то, что комната, в которую ее поместили, была намного лучше подвала, она всё еще чувствовала себя заключенной. Этот дом был слишком большим и незнакомым, чтобы расслабиться.

Думать об Эбигейл было слишком больно. Каждый раз, когда Хейзел пыталась представить ее, потерянную, одинокую, опустошенную, сидящую снаружи, надеясь увидеть, как ее внучка вернется, ее сердце почти разрывалось от боли, горечи, и безумного желания убежать, найти ее, обнять ее, сказать, что с ней всё в порядке.

Хейзел закрыла лицо руками, чувствуя, что в глазах появляются слезы. Она не могла отдыхать, зная наверняка, что единственный человек, которого она любила, не имел такой возможности. Она бы отдала всё, чтобы вернуться домой, в основном не ради себя, а ради Эбигейл. Разве недостаточно того, что бабушка уже потеряла дочь и зятя до этого? Хейзел мало помнила своих родителей, но они всегда жили в памяти Эбигейл. Эбигейл любила реальных людей, а не красивые улыбающиеся изображения на старых фотографиях. Если их смерть не убила ее, исчезновение Хейзел, вероятно, сможет.

Девушка закусила губу и дала молчаливое обещание. Она найдет способ связаться со своей бабушкой. Написать письмо или отправить кого-то к ней…

Ей только придется немного подождать. И даже если это не получится, она всё равно вернется через три месяца.

Она уже считала дни.

Когда Хейзел пришла на завтрак на следующее утро, Эйдан и Брелари уже были там. Они даже не повернулись, чтобы взглянуть на нее, слишком занятые своим разговором. Раздраженная, Хейзел села на один из стульев и посмотрела на тарелку, которая всё еще была пуста.

– Ты должен признать, что Данте описал несколько очень хороших моментов касательно ада в своей Божественной комедии, – говорил Брелари. – Может быть, тебе стоит вернуться к ней еще раз и попытаться что-то найти.

– Я уже это сделал, – ответил Эйдан, явно раздраженным голосом. – Я всё-таки считаю, что поэма Данте – это аллегорическое видение ада. Она описывает воображаемый мир умирающего человека, а не Место, которое я ищу.

– Откуда ты знаешь, что именно ты ищешь? Насколько я помню, Арбатнот не упоминал, что Место было материальным. Как это вообще возможно? Мы говорим об Аде!