– «Ни даже их истлевших костей…» – покачал головой Сергиус, кого-то цитируя.

– То, что было, не обязательно оставляет следы, а то, чего не было, делает это излишне часто, – сказал Канцлер Тайных дел.

Ариенкранц снова, кажется, пропустил странное замечание мимо ушей и обратился к Магнусу:

– Что же до защиты меня и моей семьи… Мой брат погиб по своей вине. Мой старший сын – отправлен мною куда-то на войну. Младший только что умер от неизвестной болезни. Я сам болен, – он попытался изобразить улыбку: – Скоро будет некого защищать, сэр Магнус.

– Вы что-то прикажете, Ваше Величество?

– Я приказываю Драконьему батальону целиком заместить городскую стражу на охране Старого замка. Распоряжения о том, кого вы сможете впускать и выпускать из… хозяйственных нужд, даст Бринхен Тайн. В остальном вы должны подчиняться только моим приказам, приказам Императрицы Лайолы, – он споткнулся, но тут же, заметно давясь кашлем, продолжил: – И Канцлера Тайных дел.

– Будет исполнено, Ваше Величество!

– Что ещё собираетесь делать? – спросил Бринхен у Императора.

– Если я буду жив, но хоть что-то ещё пойдёт не так, я буду вынужден арестовать Манфира Драггера и Исмора Мольтанни.

– Как?

Сергиус протяжно посмотрел на своего Канцлера и, горько усмехаясь и кашляя, ответил:

– Придётся собрать армии Фейрэнда, Холодной Страны, Эйстера и Дельта, найти изменников и вынудить их сдаться. Болджон Слейкс, наверное, тоже должен будет последовать за ними.

– А вы уверены в лояльности Дельта? – задал Тайн очередной вопрос.

На лояльность Дельта Сергиус III Ариенкранц рассчитывал, исходя из нескольких соображений. Во-первых, в отличие от Западных Равнин с их экономическими амбициями и Полуострова с его политическими амбициями, у этого герцогства не было никаких видимых причин не довольствоваться своим положением в Империи под властью Ариенкранцов. Во-вторых, – что, пожалуй, даже более важно в силу давней традиции воспринимать браки как союзы – после того как не так давно Онэт Ристарро организовал свадьбу Мальвины Ристарро с Хайсом Эйстхарди, троюродным братом Юниса, Дельт оказался как бы привязан к Эйстеру, ну а тот-то уж был безоговорочным союзником Ариенкранцов.

Мальвина Ристарро стала герцогиней Дельта в силу того, что тамошние законы наследования предполагали переход титула старшему ребёнку вне зависимости от его пола. Она же была не только старшим, но и единственным выжившим ребёнком в семье, где два мальчика умерли в младенчестве, а третий – во время родов вместе с матерью. Такие обстоятельства, повлёкшие за собой детство без матери в Порт-оп-Рисе – большом, пахнущем Востоком и, в начале лета, цветущими водорослями, городе в дельте реки Делиус наложили свой отпечаток на Мальвину, ставшую весьма меланхоличной и в меру религиозной девушкой, невысокой, но довольно красивой, со слишком светлой для жителей этой страны кожей и слишком тонкими бровями. Она много занималась как науками, так и мистицизмом, но доверие её склонялось в пользу последнего. Став герцогиней в двадцать два года, она уже хорошо знала догматы двух главных религий Кондера и стремилась постигнуть Сья-Тисарах, философию «зыбкого времени» Эйстера, а также интересовалась религиями Фаджейна. Религиозность её, однако, не могла сравниться с таковой же у Манфира Драггера ни в количестве, ни в качестве проявлений, ведь леди Ристарро едва ли воспринимала Бога бесчисленных проявлений как единственно истинного, а к моменту своего замужества как раз глубоко ушла в Сья-Тисарах.

Семья Ристарро-Эйстхарди не смогла приехать на дни рождения в Лидерфлар, потому что Мальвина должна была рожать. За несколько дней до Дня рождения Императора, будучи сама двадцати восьми лет от роду, она произвела на свет своего первого ребёнка. Мальчика назвали Сьюэлл и привели к порогу Высших Людей. Хайс Эйстхарди, человек, простоватый до почти детской наивности, ни в чём здесь не противился жене, считая, что, раз уж брак матрилинейный, то ей и решать, как будут звать наследника герцогства, новорождённого графа Порт-оп-Рис. Что же до поездки в Лидерфлар, то и о том, что она не случилась, он не особенно жалел, хотя никогда в столице не бывал. Просто жителям Эйстера вообще было несвойственно сожаление как чувство или ощущение.