Я доверяла Джексону во всем и как-то решила показать ему свою новую покупку – платье чуть выше колен, свободное на бедрах, подчеркивающее талию и грудь с V-вырезом. Я выбрала белый цвет и решила, что встречу в нем свое пятнадцатилетие. Джексон, сидя на кресле и распивая апельсиновый сок, внимательно разглядывал меня, пока я крутилась перед ним с лучезарной улыбкой и ждала его комплимента, какие брат обычно делает сестре: «Ты прекрасно выглядишь».

На этот раз меня сначала удивили его слова: «Просто куколка. Ангел, которого хочется развратить». А когда я посмотрела в его глаза – хищные, с безумным блеском, какой теперь вижу отныне всегда – меня начало тяготить и беспокоить нахождение рядом с ним. Он смотрел на меня так, будто желал растерзать.

Именно в ту минуту я начала относиться к нему с настороженностью и реже попадаться на глаза. Мой брат начал меня пугать. Его внимание ко мне стало нездоровым.

Все зашло слишком далеко. Теперь Джексон воплощение моего дичайшего страха. Я боюсь его. Радуюсь, когда он уезжает надолго и восстанавливаю свою психику, живу своей жизнью без боязни, ощущая относительную свободу. Но стоит ему вернуться, и я снова поглощена ужасом и пытаюсь выглядеть адекватной, ведь мне никто не верит.

Я пыталась после первого случая снова рассказать отцу о своем кошмаре уже в более спокойном состоянии, но сильно поплатилась за свою вторую попытку. Он ударил меня по щеке и приказал не клеветать на брата, который ради меня готов пойти на все. Отец верит своим глазам, а не интуиции и тем более моим словам.

Естественно, после такого отношения я больше не искала возможностей рассказать кому-то о своей проблеме. Да, Джексон стал моей проблемой, потому что он отравляет мою жизнь. Он сгусток мрака в моей жизни, от которого я намереваюсь избавиться, но он как липкий деготь. Джексон мерзкий тип, которому я когда-то доверилась. Доверие разбилось и это причинило мне боль. Джексон был светом в моей жизни, делал ее лучше, но стоило перейти на последующий уровень зрелости, как он наполнил мою жизнь темнотой и страхами.

Кто-то постучался в мою дверь, и я быстро смахнула слезу со щеки.

– Дочка, открой мне, хочу с тобой поговорить.

Я поднялась на ноги и тяжело вздохнула. Провела ладонями по щекам, затем по голове и повернула ключ.

Я уже давно поняла, что разговоры с родителями ни к чему не приводят. Они будто этими разговорами успокаивают свой внезапно пробудившийся, как вулкан, родительский долг. Мои возмущения лишь сильнее привлекут их внимание ко мне и неровен час как пригласят психологов, чтобы «вылечить» меня от недуга, который сами и придумали, только потому, что я не подчиняюсь им. Такое внимание к моей персоне только усугубит мою стабильность.

Отец открыл дверь и вошел в мою спальню. Я приблизилась к кровати и плюхнулась на нее без сил. Наверняка моя так называемая семья обсуждала меня за обедом. Раньше я не давала таких поводов, но конец семнадцатилетнего периода подкосил мои эмоции, мое состояние, мое терпение. Я уже не умею сдерживаться и медленно начинаю демонстрировать родным свою истинную суть бунтарки, которая уже на первых парах им не по душе. А что будет, когда она вырвется вся окончательно? Страшно подумать, но тем не менее это уже неизбежно.

Папа сел рядом со мной и вздохнул, соединяя пальцы в замок.

– Алиса, что с тобой происходит?

Он никогда не любил ходить вокруг да около при разговоре и при необходимости задавал любой вопрос в лоб.

Заученную фразу в студию.

– Ничего, все в порядке, – сухо ответила я, пожимая плечами.

Внутри же все горит, а горло сжимают вырывающиеся рыдания. Смотрю в одну точку, чтобы не нарушить хрупкое равновесие и не разрыдаться.