Силуэты людей с фотографий заняли стулья, только несколько остались пустыми, одиноко стоял и стул на возвышении. Комната наполнилась громким шепотом.

– А почему она? – спросили с одного конца. – Кто это вообще?

– Ну, помнишь, тот затертый снимок у стенки? Там еще ничего не было видно, кроме белого пятна с точкой, – ответили с другого конца.

– Что-то не припомню. Так почему ее выбрали?

Раздался голос из середины:

– Говорят, она где-то засветилась, привлекла внимание.

Первый не унимался:

– Чем она заслужила такую честь? Для такой важной миссии у нас есть более достойные кандидатуры!

Второй примирительно сказал:

– Так эти достойные кандидатуры до сих пор лежат тут и пылятся. А она молодец, на такое решиться.

Третий авторитетно заметил:

– Говорят, что ее никто особо и не спрашивал. Более того, поговаривают, что тут не обошлось без темных сил. Да-да, это не слухи.

Кто-то поинтересовался:

– Долго нам быть в этой тумбочке?

Ему с сожалением ответили:

– Мы здесь очень давно, и, наверное, останемся навсегда.

– Но почему?

– Когда-то мы могли многое, но сейчас… Посмотри на нас – жалкие останки. Все, что мы смогли, это остаться на этих снимках. Что толку, что все мы одна семья. Если у нее ничего не получится, мы просто истлеем. Мы сами это допустили – поставили страсть выше любви.

– Да что в ней такого, почему ее выбрали?

– Спроси это у тех, кто направил ее все исправлять.

Из середины кто-то подал голос:

– Вообще нелогично, что выбрали ее – ту, у которой даже своего места нет. Да откуда у нее возьмутся силы на перемены! А это наш последний шанс, мы не можем так рисковать!

Усталый голос произнес:

– Вы не понимаете, о чем говорите, лучше помолчите. Такая ноша, как в нашем роду, не по силам простому потомку.

В середине не унимались:

– Да? А где тогда ее стул?

Какой-то голос перевел разговор:

– Что за пустые снимки у нас лежат? Это тоже наши?

Ему ответили:

– Да, она должна их открыть, в этом-то вся проблема.

– А кто они?

Кто-то строгий цыкнул, и все замолчали.

Порыв ветра закинул кучу фотографий обратно в тумбочку и со стуком захлопнул дверцу, в комнате остались только пустые стулья.

Леонид стоял под окнами двухэтажного деревянного барака, к стене которого была прибита незатейливая табличка с надписью: «Родильный дом». Мужчина безуспешно заглядывал в окна, пытаясь найти жену, потом отправился в регистратуру и спросил в окошке, можно ли передать роженице продукты и записку. Медсестра кивнула, и он отошел к столу, чтобы собрать передачу.

Найдя в кармане чистый листок бумаги, он пристроился на шатком стуле, взял карандаш и написал: «Катя, я принес тебе кефир и творог. Сейчас передам. Как у тебя дела?». Затем сложил записку в пакет с продуктами, отдал медсестре и стал ждать ответ. Скоро ему принесли пакет, в нем лежали вещи для стирки и новая записка: «У нас два часа назад родилась дочка, похожа на твою маму. Как назовем? Подготовься к выписке, а то мы из окна наблюдали, как муж забирал жену, так у нее из рукава пальто колготки тянулись». Листок запрыгал в руке мужчины. Он положил его на стол, дописал внизу: «Катя, я тебя поздравляю, дочь назовем Светлана. Я буду ее очень любить. Вещи подготовлю» и понес записку к окошку для передач.

Пожелтевшие листочки с перепиской родителей лежали в блокноте уже два десятилетия. Сначала их хранила Екатерина, а потом сама Светлана. Бывали минуты, когда она перечитывала их, и на душе становилось тепло. Светлана была неглупой от природы приятной девушкой со светлыми волосами и серьезными глазами. Она никогда не задумывалась о том, тяжелой или легкой была ее жизнь, поэтому спокойно принимала перемены и жила в новых обстоятельствах. Однако некоторые события она все-таки пыталась объяснить и изменить, вступая в заранее проигрышный спор.