– Вон та черная с белыми пятнами – это Зорька, – перечисляла она их, – коричневые – Апрелька и Майка. Коровы хорошие, покладистые, доятся быстро и молоко у них жирное.

В тот день она, как всегда, засветло пришла на базу, переоделась, вымыла руки, подсела к Пеструшке с ведром, накинула на колени чистую тряпицу и принялась за дойку. Но тут перед глазами все завертелось, и она упала на пол. Прибежал техник, помог ей выйти на свежий воздух, где она пришла в себя. «У меня уже давно не кровит, теперь сомнений нет, у нас будет ребеночек, – пронеслось в голове Марии. – Я обязательно должна сегодня поговорить с Петей».

Вечером она вызвала его к калитке. Они пошли вдоль улицы, остановились под деревом, и она смущенно начала сжимать в руках платочек.

– Петя, сегодня мне стало плохо на базе, и меня пораньше отпустили домой.

– Что с тобой случилось, ты не заболела? – Петр участливо посмотрел на девушку.

– Нет, не заболела, – Маша радостно улыбнулась и, глядя ему в глаза, сообщила: – У нас с тобой будет ребеночек!

Такой новости Петр не ожидал. Веточка на дереве, за которую он держался, треснула под рукой. Он на мгновение растерялся, не зная, как реагировать, потом сказал:

– Маша, я не могу жениться без благословения моей матери. Я сегодня поговорю с ней о нас.

– Петя, какое благословение, мы же с тобой… – она густо покраснела.

– Маша, ты не волнуйся. Я обязательно сегодня поговорю с мамой, объясню ей, и все образуется.

Через полчаса Петр стоял пристыженный перед матерью, а она бросала холодные фразы:

– Я понимаю, что это случилось в день твоего приезда и ты должен был стряхнуть с себя ужасы пережитого, но о свадьбе не может быть и речи. Ты знаешь, что твоя Мария цыганских кровей? Нет? Так вот знай. В нашу семью всегда входили только нравственные женщины, а блудницам здесь не место.

– И что мне теперь делать?

– Сейчас ты в тине греха и спасет тебя только вера в Бога. Молись, чтобы он наставил тебя на путь благочестия и смирения. А о Марии забудь. Если хочешь, мы отправим кого-нибудь из родственников сообщить ей об этом.

– Нет, я так не могу, я сам скажу.

Разговор с Марией дался ему нелегко, но еще тяжелее было самой девушке. Она с каменным лицом молча выслушала его, сказала, что все поняла, развернулась и пошла домой. «Господи, где взять силы», – шептала она, идя по дороге и с трудом волоча ноги. Дома она дала волю слезам.

– Мамочка! – рыдала девушка на коленях у матери. – Как я теперь буду жить! Но почему так случилось? В чем я виновата?

– Манечка, доченька, ты можешь навредить ребеночку. Успокойся хотя бы ради него, – мать гладила по голове отчаявшуюся дочь.

Брат Сеня, видя страдания сестры, схватил со стола нож и страшным голосом крикнул:

– Я прирежу его!

– А ну положи нож! – приказала мать, а потом строго сказала дочери: – Мария, я знаю эту семью и могу тебе сказать, что они никогда не приняли бы тебя. Но мы не останемся в долгу.

Она посмотрела на сына.

– Семен, выйди! Нам с твоей сестрой нужно поговорить.

После того, как за сыном закрылась дверь, она продолжила:

– Мария, дочка, я могу сделать так, что его потомки будут страдать. Они не будут счастливы в любви, и это сживет их с белого света. Хочешь этого?

Мария затихла, вытерла слезы, а потом тихо спросила:

– А что будет с ним?

– А с ним ничего не будет.

– Хочу, очень хочу!

Мать достала из шкатулки шпильку, зажгла свечу, произнесла какие-то непонятные слова и провела шпилькой над пламенем свечи.

– Я знаю, кто будет закалывать косы этой шпилькой, и все устрою, – после ритуала произнесла мать. – А сейчас отдыхай, дочка.

Прошло несколько месяцев, и состояние Марии стало заметно жителям поселка. В магазине за ее спиной перешептывались, поползли сплетни о том, что ее не приняли в новую семью. Девушка от этого страдала и наконец поняла, что не сможет так больше жить. Они с матерью и братом решили переехать подальше от этого места туда, где их никто не знает.