– Что? – крикнула я.

Хотя этот жалкий звук нельзя было назвать криком. Скорее, блеяньем.

Мама не отвечала. Это значило только одно – она готовится к моей казни. Ну или что мне нужно подойти.

Я, скорее всего, последний раз в жизни глянула в зеркало. Оттуда на меня посмотрело два прищуренных карих глаза. Ярик сам виноват. И точка.

Я поплелась на кухню. Я как могла тянула время, чтобы подольше не показываться маме. Но двери в мою комнату и в кухню – соседние. Поэтому мама не успела остыть к тому времени, как я пришла.

Она стояла у плиты и ставила отваривать яйца рядом с картошкой, которая уже недовольно булькала. Как и я.

Яиц было десять. Я не понимала, зачем столько на семью из трех с половиной человек. Кто будет их резать? Не я, у меня на сегодня большие планы. Неужели мама заставит папу нарезать оливье? Вряд ли. Она приготовит все сама и поэтому ляжет спать в первые полчаса нового года. Впрочем, это не моя забота, так что нет смысла расстраиваться.

Ярик обнял мамину ногу и спрятал лицо в складках передника. Тот был мокрым. Уж не знаю, из-за того, что мама чем-нибудь облилась, или из-за слез Ярика.

– Доброе утро, – произнесла я, хотя совсем так не считала.

– Зачем ты сказала Ярославу, что Деда Мороза не существует?

Тон мамы мне не понравился. Мне вообще часто не нравился ее тон, когда она обращалась ко мне. Будто я враг народа. Хотя сейчас я скорее враг волшебства.

– Так это правда? – сказал Ярик, оторвавшись от передника.

Мама не обратила на него внимания. Она выжидающе смотрела на меня. Я не знала, что ответить.

– Он сам меня вынудил…

– Да что ты говоришь? – Рука мамы уперлась в бок. – И что же он такого сделал?

– Ударил меня расческой… Несколько раз!

Я мельком осмотрела ноги, но синяков Ярик не оставил. Уж лучше бы оставил, а то мама мне не верит.

– Это правда, что она сказала, да? – повторял Ярик. – Правда? Следы были из муки?

Услышав про следы, мама нахмурилась еще больше.

– Нет, – сказала она. – Алиса пошутила.

Мама попыталась разжать пальчики Ярика на своей ноге, но тот не сдавался.

– Правда, да, правда! – говорил он тоненьким голоском, который граничил с ультразвуком.

В этот раз мама не ответила. Она направилась ко мне, схватила под руку, и мы вдвоем вышли из кухни. Захлопнув дверь, мама спросила:

– Зачем ты это сделала?

Она говорила шепотом, но так громко, что Ярик с легкостью услышал бы нас, если бы не выл.

– Да говорю же, он меня вывел! Я просила его не заходить в мою комнату, а он…

– Алиса, – перебила мама. – Ты не имела право так делать. Он же еще малыш.

Теперь мама говорила ровным тоном, но менее грозным он не стал. Отвечать не хотелось. Почему жизнь так несправедлива? Ярик избил меня, а ругают тоже меня.

– Ему четыре года, – продолжала мама. – Всего четыре года.

– Но мам! – сказала я. – Он…

Мама снова меня перебила. И спрашивают потом, в кого я такая грубая.

– Ты поступила эгоистично. Как мне теперь ему объяснить, что ты не имела в виду то, что сказала?

Думаю, главная загвоздка была в том, что я, собственно, имела в виду то, что сказала. Но говорить этого маме не хотелось. Она уже выглядела так, словно не видела смысла покупать куриную грудку на оливье, если у ее дочери есть две целых ноги.

– Мам… – снова начала я, но и в этот раз она меня перебила.

– Иди собирайся на работу.

Я и так собиралась этим заняться. Как же раздражает, когда тебе говорят сделать что-то за секунду до того, как ты начал это делать.

Снег в наших краях такое же редкое явление, как мое хорошее настроение. Снежные новогодние ночи, как и новогоднее настроение, остались в детстве. А сегодня, как и несколько лет до этого, были один градус тепла и ноль желания жить.