– Привет, Бетти! – процедила она.

– Привет, Шерри, – сказала Бетти.

Она не поздоровалась со мной, увидев, как я смотрю на Шерри, и явно подумав обо мне что-то не то. Скривив в мой адрес презрительную мину, она прошествовала дальше по своим делам.

– Так что ты принес мне, Фрэнк? – спросила Шерри.

Не говоря ни слова, я швырнул папку с проектом на ее стол и впервые с утра зашел в туалет.

Настала пятница. Вот уже четыре дня я не общался с Ричардом. Формальности ради я решил попросить кого-нибудь из отдела новых разработок подтвердить или опровергнуть, что Ричард препоручил им сокращенную версию двухстраничного предложения, которое я показал Семерке в первый день той недели.

Как и ожидалось: никакой записи о предложении с моей подписью в отделе не было. Как и ожидалось: отдел больше не рассматривал входящие предложения, и для них была в новинку сама идея о том, что кто-то в нашей компании способен что-то предложить.

Как и ожидалось: что касается цели и функций, то подразделение «Новые продукты» было для меня таким же загадочным, как и любое другое подразделение компании.

Непредвиденный фактор: вся деятельность по инновациям была «заморожена» до тех пор, пока не начнется скорая «реструктуризация» компании и последняя не «перенесет» свою штаб-квартиру (скорее всего, в красивый небоскреб, отгроханный в пригороде там, где раньше росли деревья, – спасаясь от упадка района, который содержал нас уже более двух десятков лет).

Хотя только что упомянутые изменения в компании были для меня в новинку, ни одно из них не подкреплялось реальными причинами. Так было более или менее всегда во всех случаях известной «важности» в той конкретной рабочей среде, – а может быть, и во всех других. Нередко на горизонте намечалось обещание катаклизмов или новой светлой эпохи. И все это приходило и уходило – вне зависимости от истинной сути и от того, что ты себе там напридумывал. Как буря, которая проходит, пока ты спишь, и оставляет после себя лишь пару луж и горстку веточек, разбросанных по земле, – единственное указание на то, что она взаправду была.

В общем, эпохальных перемен в истории компании не было – даже тех, о которых принято говорить, что они «запоздали». Былой драматизм не оставляет следов, так сказать. Дни идут, годы копятся, смысла все меньше, о толковом наполнении и вовсе говорить не приходится. В конце концов, оглянувшись со смертного одра на весь проделанный труд, только и хочется, что взвыть: «А в чем вообще был смысл?». В этом отношении общество спектакля неизменно разочаровывает – первый акт захватывает дух, второй отмечен парой-тройкой увлекательных сцен, а потом начинается кошмар драматурга, в котором актеры опускают или забывают свои реплики, реквизит из рук вон плох, большая часть публики покидает зал во время антракта. Если кто-то и сулит интересный поворот в будущем, весь интерес к нему растрачен по дороге, задолго до наступления этого самого поворота, и само это наступление – пустяк, очень скоро забывающийся.

Но информации, слитой мне отделом инноваций, более чем хватало, чтобы сыскать повод проведать знакомого, который, как и я, работал в компании (да, в той клоаке, которую я до сих пор описывал в таких мрачных тонах, у меня имелась пара друзей). Я набрал его добавочный номер, и на другом конце линии ответил реальный человек.

– Привет, Фрэнк, – сказал я. Вдобавок к тому, что у нас было одно и то же имя, мы оба являлись «бессменными», как метко выразился один из моих подопечных, на своих постах.

– Фрэнк, привет.

– Ты занят во время обеда?

– Хоть раз бывал?