– По времени похоже. Почему табло показывает Балахну? – вдруг показал на висевшее над станционными часами информационное табло.

– Сто пудов глючит! – отмахнулся Петька. – Вон видишь, на окне табличка «Заволжье». Значит, наша! Пошли!

Спорить Николай не стал. Сил бежать куда-то не было. Петька был прав: если есть табличка «Заволжье», значит, это их поезд.

Возле кабины машиниста было какое-то движение. Там о чём-то громко спорили два человека в оранжевых жилетах. Из-за шума разобрать спор было невозможно. Затем Николай увидел, как к спорившим подошёл ещё один мужчина и спор прекратился.

Поезд состоял всего из четырёх вагонов. Точно заволжская. Только туда ходят такие коротышки. Старая эрка была окрашена, как полагается, в цвета компании перевозчика. Но было заметно, что делалось это очень давно. Местами краска облупилась, из-под окон вылезала ржавчина.

Петька и Николай плюхнулись на ближайшую лавочку. Ноги выли, сердце колотилось как бешеное. Сказывалась усталость за весь мокрый и тяжёлый день, проведённый на ногах.

Так как по расписанию это последняя электричка, то народу в вагоне было немного. Зачастую пассажиры ехали, как правило, до Балахны.

Уже через минуту и без объявления станции поезд тронулся. Николай подумал про себя, что так они спокойно доедут в тишине. Петька устроился напротив и занялся пересчитыванием мелочи, которой ему насыпали в кассе.

– Что-то много сдали… – удивлялся он.

Потом Петька обратился к Николаю:

– С тебя только сорок семь рублей.

Николай молча протянул ему пятидесятирублёвую купюру.

– А-а, так это скидка наверно! Мы же студенты! – ответил на свой же вопрос Петька и принял от Николая деньги за билет. Аккуратно пересчитав мелочь ещё раз и отдав Николаю его сдачу, Петька занялся распутыванием свернувшихся в плотный клубок наушников. Николай спрятал в карман билет и закрыл лицо руками. Тяжёлая выдалась поездка. Всё-таки нужно было остаться дома.

За окном снова шёл мелкий дождь.

Кожаные лавочки в вагоне источали стариной и ностальгией по временам, когда маленький Коля с родителями ездил к бабушке в Заволжье. Оконные рамы с запачканными стёклами пропускали воду, которая тонкой струйкой стекала по стенке в щель на полу. Плафоны тускловато светили мягким домашним светом. Всё как в старину, всё как раньше, вспоминал Николай. Всё тело ныло, особенно ноги. Тяжесть в веках становилась невыносимой. Николай кое-как распутал свернувшиеся в плотный клубок наушники и стал слушать новый приторный рэп какой-то неизвестной Альякс с типичным для таких групп текстом:

Эти длинные слова о любви вечной

Будем помнить мы всегда в памяти бесконечной.

Там же в памяти всегда каждая страница

Расставаний и разлук полна словно заграница.

Этот трек для тебя – моя любовь.

Будем помнить мы всегда о поцелуях вновь.

Такая чистая душа, что трудно в ней найти

Частичку лжи, хоть край света мне за ней уйти.

Что б полюбить её без этих лишних слов.

Если ты слышишь меня, то ты поймёшь из снов,

Как я люблю тебя, и мне не всё равно…

Бит отдавал своим тактом, унося разум в дешёвую музыку, сделанную на коленке.

А между тем стук колёс отбивал свой более размеренный бит и тоже уносил вдаль. Николай поддался искушению и через некоторое время очутился на заснеженной поляне. Тишина снова пронзила слух. Снег был таким белым, что сливался с облаками. Горизонт можно было различить только маленькой чёрной полоской леса. Лес был так далёк, он был таким маленьким, лишним и незначительным… Солнце пробивалось сквозь облака и выглядывало из-за одинокой берёзы. Снег был настолько твёрдым, что создавалось ощущение, будто его вовсе нет, и поэтому Николай мог спокойно идти. Да! Он мог бежать! И он помчался к этой берёзе, не понимая, почему он это делает. Зачем она ему? Может, так нужно? Но кому?