(Кричат сразу со всех сторон.)

Все вскакивают, пытаются друг друга бодать

отражением фантомных пант;

поминают старорежимный ять.

Летят самолёты, мчит кавалерия.

Я подаю тебе руку. Шлюз-парашют-земля.

Всё. Стоп. Прорастаю, становлюсь деревом,

лесом, сельвой, тайгой.

Ты – где-то в ветвях, словно наяда.

Радуга твоих волос кружит пургой,

плывёт, словно осень, впадая в ближайший весенний дом.

А в это время мой совсем другой я,

замыкая сумерки льдом,

бродит по саду

улыбающихся камышей,

сыплет горстями сушёные страхи минут

стайке ручных ножей.

Те проголодались. Клюют.

Взор бирюзовых роз

Свеж, как февральский лёд.

Звон родниковых ос

Ночь превращает в год.

Высится тишина,

Прожитый миг нелеп.

Новые имена

Реют в ветрах судеб.

Утро поёт: дин-дон,

Вечер куёт ключи.

Кружат миры: день-сон.

Пламя небес горчит.

Видятся сквозь туман

Будущего дымы.

Дождик поёт: инь-ян.

Значит, тут где-то мы.

Прапрадед пил с утра какао,

Вкушал яишню не спеша.

Читал газету. Радикалов

Корил в четыре этажа.

(Они опять призвали к стачке,

А тут – Цусима и позор!..)

Потом адресовал укор

Министрам, дворнику и прачке;

Честил полицию («сатрапы»! ),

Сердясь, хватал сюртук и шляпу

И с тростью выходил во двор.

Пора в присутствие!

– Извозчик!

– Да, барин!.. Мигом долетим!

– Какой те барин? Я попроще!..

Давай же, трогай…

Горький дым

Уже стелился над страною.

Всходило новое. Иное.

Не лёгкий жребий выпал им…

Сто лет промчалось, даже боле.

И снова слышится: «доколе?».

(У нас особенная стать!)

И дым опять тягуч и едок.

Но спи спокойно, славный предок!

Прорвёмся! Нам не привыкать!..

Чем пахнет город? Гарью стылой,

Шершавой тенью кирпичей,

Кривой улыбкой сытой Сциллы,

Лучом, уснувшим на плече,

Бегущей строчкой дальних тучек,

Озябшей звёздною пыльцой,

Зимой – дремучей, неминучей,

Весной – упавшей на лицо…

Но сколько б ни перечислял я,

Не рассказать мне никогда

Как пахнут злобой и печалью,

Войною, пеплом, стоном, сталью

Разрушенные города.

– Кому куёшь ты, кузнец Ареса,

В ночи мечи?

Кому на горе горит железо

В громах печи?

Какому воинству ты готовишь

Копьё и бронь?

Скажи, каких одарит чудовищ

Твой злой огонь?

Коваль вгляделся в свой молот алый

И жар в печах.

И сокровенье затрепетало

В его очах.

Он молвил: ярости вышло вволю

Из этих рук.

Теперь же жажду: пойдёт по полю

Мой ладный плуг.

Глянешь рыжеоко,

Ступишь на порог.

Что отдам? Немного —

Только сердца клок.

Но возьми хоть это.

Чем тебе не брошь?

А другого нету;

Что с меня возьмёшь?

И иди скорее,

Позабудь меня.

Я твой путь согрею,

Дам с собой огня.

Жаль, что дальним хладом

Рядом не пойдём.

Не грусти, не надо.

Тайно мы – вдвоём.

Мой чёрный кофе всё чернее,

В нём – одиночество и блажь.

А не податься ль к брадобрею?

А то гляжусь уже шарпеем

И нос теряет свой кураж.

Схожу. Вот только перца малость

Чуть-чуть, на кончике ножа

Добавлю в кофе. Чтоб взыгралась

Моя душа, миры круша.

А впрочем, мне индифферентно,

Что я в браде своей погряз.

Не лучше ль – в лавку за абсентом,

Да в море вывести баркас?..

Пишу тебе: пойдёшь со мною

Туда, где волны под луною?..

Ты отвечаешь: да, сейчас!

А дальше – проще! Чайки реют,

Вдали пасётся кашалот.

И ил сквозь пену зеленеет,

И я карабкаюсь по реям.

И мачта скрипкою поёт.

Мне снились мной не купленные книги.

Взирали. Ни упрёка, ни слезы.

А мимо шли прохожие безлико,

А день ронял увядшие часы.

А рядом бились в неизбывной сече

Миры, пространства. Им наперекор

Струился в отрешённом бесконечье

Наполненный безмолвьем разговор.

– Мы будем вместе, дайте только время.

– Мы знаем. Верим. И тебя простим.