Теперь о «Тропике». В июле месяце и он, как наш «Меридиан», будет переоборудован в ресторан. Та же участь ждёт и «Менделеев». «Кустанай» и «Курган» уже списаны по старости, но их – на кладбище. Кстати, новым плавресторанам, думаю, понадобятся картины на мор. тему. Мой хороший знакомый КДП Володя Евстигнеев руководит ремонтом «Тропика». Я с ним уже говорил о картинах после твоего письма. Когда что-то прояснится, сообщу. Если сможешь приехать в командировку, сам посмотришь, как лучше (размер и т.д.) и будет непосредственная возможность договориться обо всём. Предполагается, что баркентина будет рестораном «в старом стиле». Картины ему будут нужны. М.п., Вечеслов рассказал о ваших мытарствах на «Козероге», и я рад, что вы встретились в Москве. Может, и нам с тобой удастся свидеться. Ну, всё. Пиши. Жду. Привет семье. Юра».

Юра! Тогда бы уж и меня Мишей именовал, ведь на год моложе. Я всегда помнил о субординации. Помнил, что он капитан, а я боцман (ныне – с приставкой «экс») и не мог переступить через табель о рангах.

Грело, что Минин ответил быстро и как-то в чём-то предложил свои услуги. Услуги – да, но… к чёрту картины! Коли опошлили парусник кислой капустой, рук не приложу к украшательству кабака. Зато «Крузенштерн»!..

Видением всплыла первая встреча с барком в далёком пятидесятом. Он стоял в Неве у моста Лейтенанта Шмидта. Я почти каждый день околачивался возле него. Это был первый не книжный, а настоящий парусник, увиденный мной, и было в нём какое-то колдовство. Он буквально завораживал паутиной снастей, окутавших высокие мачты, такие высокие, что они, казалось, упирались в облака, нависшие над Питером. В ту пору я даже не мечтал попасть на его палубу: матрос с автоматом, стоявший у трапа, был неодолимой преградой для робкого провинциала в шинели ремесленника. Тогда и сейчас… А если сейчас получится?

Не мог я не поделиться с друзьями намерениями своими и планами. Терёхин отмахнулся: это меня не касается! Аркаша загорелся: если появится лазейка, я тоже хочу пролезть в неё! И сообщил, что как-то приехал в Ригу с Галиной. Окна гостиницы выходили на Даугаву; увидев однажды мачты парусника, решил, что это всенепременно «Меридиан», а значит и Мишка на нём. Встречу отложили до утра, «а наутро чайкой бирюзовой реял в море белокрылый бриг». Встреча не состоялась. К тому же у понтонного моста могла стоять любая баркентина. В ту пору ещё и «Сириус», первый из пострадавших, не превратился в кабак «Кронверк». Но, видно, стройные мачты парусника запали в душу. Теперь Аркаша ходил за мной по пятам и просил не забывать о нём, если возможность попасть на барк станет реальной.

Началась оживлённая переписка с Юрием Иванычем и, кажется, клюнуло. Командир Балтийского отряда учебных судов Беляк «пообещал сделать всё возможное». Разумеется, не за так. Павел Тимофеевич прозрачно намекнул, что мы должны что-нибудь накрасить для начальника «Запрыбы» Шинкарёва, для управляющего Рижской базы рефрижераторного флота Белокурова (на балансе РБРФ «висел» учебный отряд), конечно же, для самого Беляка и для неведомого нам товарища Серова, почему-то не обозначенного в табели о рангах, но очевидно тоже крупной шишки. Мы были готовы на что угодно, лишь бы попасть в такой заманчивый рейс на «Крузенштерне».

А вот от Коли Клопова – ни ответа, ни привета. Я начал думать, что письмо не дошло. И вдруг – ответ-привет, но в нём – ни здравствуй, ни прощай. Только короткий «экспромт», начертанный сбивчиво-торопливым почерком: