– ну что струсил?

Тут же моя шерсть встала дыбом, глаза опасно сузились, а когти стали самовольно выпускаться из лап, готовясь вцепиться в моих обидчиков. Подобного оскорбления снести я не мог. Мы катались клубком, шипя и царапаясь, повсюду вверх поднималась шерсть, которую мы выдирали друг другу. И тут мы были остановлены и расцеплены в разные стороны, поскольку пришла матушка, которая тут же прекратила потасовку. Мы сидели на улице мокрые, грязные взъерошенные как те ощипанные воробьи с выдранными клоками шерсти, и с горящими глазами которые метали молнии. Несмотря на то, что нас разняли мы по – прежнему продолжали держать наготове лапы с высунутыми когтями с тем, чтобы в любой момент можно было атаковать противника. Никто не хотел уступать друг другу и проигрывать эту маленькую войну, которая давно уже перестала быть шуткой и грозила перерасти в нечто более страшное и пугающее. Видя нашу боевую готовность, матушка решила всё же нарушить свое правило и наказать нас всех, а не только зачинщика, то есть меня, который всё порывался, не смотря на её суровый взгляд пойти и продолжить драться с братьями. В этом порыве она была непреклонна зная мой нрав и как я реагирую на то как постоянно цепляют меня братья она прекрасно понимала что стерпеть подобного я не мог но и их она тоже не оставила без внимания. Она прекрасно понимала, что от меня им досталось за дело. Поэтому нас дружно загнали в наш подвал, где собственно на потеху сёстрам отправили по разным углам размышлять о своём поведении. И если для братьев сидение в углу оказалось страшным наказанием, то мой угол встретил меня как родного с распростёртыми объятиями и уже такими привычными пауками, которые ещё один узор паутины сплели. Спустя время, братья всё же не выдержали и принялись жалобно мяукать, говоря тем самым, что больше никогда и низа что не посмеют ослушаться наставлений матушки. Ну а я как всегда продолжил своё занятие, даже не помышляя о том, чтобы сдаться и просить прощения и знал, что был прав ведь обиду нельзя спускать никому и никогда, а уж семье тем более. Так думал я и не собирался пока отказываться от своих убеждений, почему собственно и не выходил из угла и не просил о снисхождении. Снова мыслями я был взрослым, дрался и путешествовал, изучал мир и был свободен как вольная птица.

Птицы, да эти создания меня покоряли. Мне нравилось смотреть на то, как там высоко в небе они парят и сверху смотрят за тем, что происходит внизу. Как они величавы и горделивы, какие у них мощные сильные крылья, они были прекрасны, даже не смотря на то, что порой противно чирикали и не давали мне спать.

Итак, снова выждав некоторое время, я возобновил свои попытки забраться на высокое дерево и достать этих птиц. Снова и снова я срывался, вниз ломая когти. В очередной раз оказавшись на земле я еще раз внимательно огляделся в поисках того что могло хоть как-то мне помочь, но все было тщетно, как назло у меня под лапами ничего интересного не попадалось. И тут случилась ещё одна неприятность, что поделать я их просто таки притягивал на себя. Услышанный мною непонятный шум или шорох отвлек меня и я, оставив на сегодня попытки с деревом, побежал в дом, где тоже было что посмотреть.

В очередной раз, путешествуя по дому, я забрался на старый пыльный заброшенный чердак. Для кого-то он представлял собой угрозу опасность, он виделся страшным жутким местом, в котором полно опасностей, но не для меня. Как ни странно, но до сегодняшнего дня залезть именно туда не представлялось для меня возможным. Неусыпный контроль матушки не ослаблялся ей не на минуту.