Улица, на которую вышел Матвей, была длинная и оказалась пустынной. Единственным шумом был только тот, который потихоньку приближался к ним, но пока ещё было не ясно и понятно, что же именно это такое. Грохот становился всё сильнее и ближе собаки снова повернули головы и вернулись к тому, с чего начали, то есть снова стали загонять в угол лишая возможности улизнуть тихо и незаметно.

Собаки наступали, при этом они всё время повторяли:

– вы только посмотрите, какая смелая пташка к нам попала, какой милый шерстяной клубочек закатился в наши края. Надо же какой смелый пушистик к нам попал. Видя отступления Матвея и его попытки сбежать, они, продолжая наступать, повторяли, ну куда же ты маленький шарик, мы только поиграем с тобой, чего ты струсил. Ты всего лишь оказался не в том месте и не в то время, но за все надо платить. Сейчас ты ответишь за то, что решил, что можешь абсолютно спокойно разгуливать по улицам

– Я продолжал пятиться и отступать по – прежнему ища место, куда бы я мог спрятаться, но все бесполезно. Выхода не было. Меня всё также плотно окружают кольцом лишая возможности спастись. Нет, я не боюсь и не думаю, о том, что я сдаюсь и позволю этим негодяям меня растерзать, нет, я твёрдо уверен, что всё же мой ангел хранитель и здесь мне поможет ведь он уже не единожды меня спасал и не только он один. Я усиленно пытался придумать, как именно я могу улизнуть от этой кровожадной и опасной клыкастой своры. Должен же быть выход из этой страшной и опасной передряги, в которую я так некстати угодил всеми своими лапами с разбегу. Нет, все же я сильно преувеличу, что мне не было страшно, было ещё как.

Сердце стучало где-то в горле, а потом также стремительно падало в мои розовые ещё детские подушки на лапах, а затем подскакивало обратно. Страшный дикий холод полз по спине заставляя дёргаться мой красивый трёхцветный мех. Каждая шерстинка поднималась вверх так, словно хотела сбежать туда, где тепло и нет ничего плохого. Нет, конечно, я боялся. Я не думал сейчас, что сказала бы на все это бедная матушка. Но понимал только одно если я не придумаю как убежать то велика вероятность того что мы с ней больше никогда не увидимся ведь эти собаки меня просто растерзают и от меня ничего не останется ведь их целая большая голодная стая. Параллельно мелькали мысли о том, зачем собственно я начал так далеко уходить из дома и в тоже время я сам себе давал лапой подзатыльник, ведь не в моем неуёмном характере было отступать и сдаваться. Я же хотел подвигов и приключений, и в тоже время где-то отдалённо какой-то странный шёпот, который проникал в мои мысли, нашёптывал: зачем оно тебе надо, добился, герой. Нет, одергивал я себя, я не должен показывать им, что мне очень страшно.

Дядюшка Мерлин. Как-то в очередной нашей беседе или уроке как он иногда поучительно называл наши встречи, сказал о том, что никогда ни при каких условиях как бы страшно и опасно не было мое положение. Я никогда не должен показывать своему противнику кем бы он ни был, сколько бы их не было моих таких опасных врагов, я никогда не должен показывать насколько селён мой страх перед ними. Наоборот, поучал он меня тогда, я должен как бы это ни было страшно и практически невозможно взять себя в лапы и стать самому опасным и страшным хищником. Я должен оценить врага никоим образом не показывая ему того что я пытаюсь придумать как мне выпутаться из той передряги в которой я волею случая или же моей небрежности оказался вовлечён.

Итак, вспомнив совет или точнее наставление дядюшки Мерлина, я собрался и стал оценивать ситуацию, в которой оказался и свои возможности выйти из неё целым и невредимым. Ещё раз, не привлекая к себе внимания отступая и в тоже время смотря по сторонам, я продолжал выискивать лазейку. И тут видимо Боги проведение или мой ангел хранитель защитник всех кошек и котов решил проявить обо мне заботу и милосердие. Грохот что уже привлекал ранее внимание этой опасной своры, снова прозвучал и в этот раз он был уже довольно таки близко и становился всё громче страшнее и опаснее. Как я это понял?