Так, что на столе? Портвейн, и неплохой, португальский «Порто», вино красное сухое, бутылка «Столичной», – а так поесть охота! С едой негусто – сыр и несколько яблок. Всё тем же изящным движением Валерий запускает руку в чёрный кожаный портфель, стоящий в его ногах, и достаёт из него… Нет, такого не может быть в обычном чёрном портфеле обычного смертного!

Бутылка «Армении», полпалки самой что ни на есть твердокопчёной колбасы, явно ресторанные бутерброды с красной рыбой и в завершение, после лёгкой паузы – пакет из шуршащей полупрозрачной бумаги, а в нем – пять изумительных по форме, хоть сразу в натюрморт, душистых, с румянцем и лёгким пушком, – персиков.

Общее онемение быстро проходит, и мы, теперь уже в полном составе, принимаемся праздновать моё вступление в Союз художников. Событие знаменательно тем, что снимает многие табу. Правда, я уже год как в молодёжной секции Союза, но это мало что даёт. Взрослый Союз позволяет работать в Графическом комбинате, Худфонде, получать заказы от Дирекции выставок. Появляется право на мастерскую и дополнительную жилплощадь, ну, ещё путёвки в дома творчества. Короче, при умелом давлении и хороших связях поживиться есть чем. А если просто заниматься творчеством, то никаких благ всё равно не светит.

Примерно так мы обсуждаем мои потенциальные возможности от членства в Союзе. По ходу дела я узнаю, что Оля встретилась с Петром после десятилетнего перерыва совершенно случайно, на улице. Когда-то он был Ольгиной первой любовью, потом судьба их разметала: Петр ушёл в музыку, а заодно женился, Ольга – в архитектуру и тоже вышла замуж. Гитара, которую я услышала на входе, была Петина, но он не просто играл, он демонстрировал колонки, своё последнее изобретение. Именно с этими колонками он шёл к Каштану в Ленконцерт, чтобы их там попробовать, но встреча сбила все планы – и вот они все трое у меня.

Что касается Валеры, то он работал звукорежиссёром, а в данный момент находился под следствием и обвинялся не более и не менее, как в распространении порнографии. Я первый раз в жизни видела человека, находящегося под следствием, а тем более по такому эксцентричному поводу. А уж чтобы он пришёл ко мне домой, да мы с ним пили коньяк и закусывали красной рыбой – это уж совсем из области фантастики. А ведь именно фантастику я больше всего и люблю…

Уже совсем поздно, когда стали прощаться, и Ольга с Петей, не стесняясь, целовались в глубине коридора, Валера всё с тем же серьёзным лицом и улыбающимися глазами, глядя на меня сквозь изящные очки в золочёной оправе, приблизил свои твёрдые губы к моим в ожидании ответного движения. Я загляделась на его очки, а когда сообразила, что к чему, он уже отпрянул и, слегка наклонив голову, произнёс: «Было очень приятно, ещё раз поздравляю, надеюсь увидеться».

Где-то с неделю не было никаких известий. У Ольги с Петей, похоже, наступил рецидив, её не было ни дома, ни в мастерской, а Валера, хоть и попросил у меня телефончик, но не звонил. Да и я разрывалась между литографской мастерской, издательством «Детская литература», где мы с главным художником Валерием Трауготом спорили, чья обложка лучше – его или моя, и подготовкой эскизов к поездке в Москву, в Министерство культуры, откуда мне пришло предложение сделать графический цикл на любую тему.

Да, Андрюха бы сейчас опять мне сказал: «Ну, что ты выпендриваешься, нечем тут хвастаться. Скажи спасибо, что у тебя гарантийка в комбинате, литографии твои никуда не годятся, научись сначала рисовать. С Трауготом вообще зря связалась, он в издательстве – царь и бог, а ты против него выступаешь. Какая разница, что книжка про деревенскую драму, – он всегда сказочных персонажей рисует, надо просто уступить. А с москвичами ты ещё поплачешь, как пить дать – завернут они твои эскизы „на любую тему“, зря деньги прокатаешь».