– Попса, все-таки. Но, быть может, свежий взгляд поможет отечественному кино? Или это будет короткий метр?

– О, нет, снимаем из расчета минимум на полтора часа.

– Я бы предложил не больше, чем на полтора часа, – ответил я. – Иначе зритель, даже заинтересованный сосками… то есть, фигурой актрисы, столько не протянет.

– Не верите в мой талант? – нахмурился режиссер.

– Нет, что вы, верю.

Актриса в это время задрала топ и показала небольшую, что-то между первым и вторым размером, грудь с выделяющимися коричневыми сосками.

– А вот Аннушка посчитала, что в нее не верите.

– Ваша знакомая? – спросил я, продолжая пялиться на соски.

– В некоторой степени, – уклонился от ответа режиссер. – Но это ведь не так важно, у нас же не государственное финансирование?

– Государство не стало бы финансировать эротические триллеры.

– Оно же само, как триллер, – снова выдал звукач. – Нагибает и…

– И что?! – не выдержав, рявкнул Ильич.

– Ну, эротический – потому что ебет, а триллер, потому что никто из людей не знает, когда и в какой позе.

– У вас творческая команда, – я похлопал режиссера по плечу. Тот прикрыл глаза на вдохе:

– Ну вы-то куда, Роман.

– Без вас? Никуда, – положа руку на сердце, сказал я. – Но у меня есть только один вопрос: почему не идут съемки роликов?

– А! Сценарии кончились, – тут же заявил мне Ильич. – Мы отсняли примерно сорок роликов. И сценарии все вышли.

– Мне вам еще нового сценариста найти нужно?

– Не мне же этим заниматься! – в тон мне ответил режиссер. На этот раз звукач и оператор благоразумно решили промолчать.

– У нас вроде бы кадровые были, – попытался припомнить я.

– Не забывайте про нас, а то не вспомните, что у вас и режиссер имеется, – с притворной жалостью проговорил Ильич.

– Забудешь вас. Фильм снимайте, мешать не буду. Творчество так творчество.

– Не Голливудом единым! – не удержался оператор.

– Да я… – вдруг замялся режиссер, точно пытаясь оправдаться, – я же ведь ради великой цели, а не чтобы ваши деньги растратить.

– Вот уж что меньше всего меня волнует, так это деньги, – ответил я и, кивнув каждому, кто находился в съемочной комнате, повернулся к выходу.

– Спасибо, что проведали, – совсем уж расплылся в любезностях режиссер, которому разрешили делать в его песочнице все, что вздумается. И тут я вспомнил, что приходил совсем не для того, чтобы разглагольствовать:

– А у вас веревки лишней не найдется?

– Есть, – Ильич отошел в угол и оттуда крикнул: – но только она красная, для фиксации!

– Пойдет! В самый раз! – крикнул я, надеясь, что режиссер меня услышит.

– Хе-хе, – он хитро подмигнул мне и передал веревку. – Приятного времяпрепровождения!

Я стиснул веревку и вышел. Да уж. Приятного!

– У нас же есть подвал? – спросил я.

– Это твоя студия, – пыхтел Тони. – Может быть, и нет. А, может быть, и да.

– И если его нет, куда нести?

– Почему его нельзя телепортировать? – спросила Лена, которая шла рядом, ни на грамм не нагруженная огромной тушей. Даже Лазарь надрывался, помогая тянуть Антона.

– Потому что… – проворчал Тони. – Ну, куда теперь? – спросил он, когда мы миновали порог моего кабинета.

– Вниз, – сказал я. – На верхнем этаже ему точно не место.

Тело поволокли по ступенькам. Но если бы мы тащили кого угодно другого, он бы стучал костями по лестнице, а вот Антон… плавно перетекал вниз. Его можно было пнуть и он просто, как желейный шарик, сполз вниз. Но он нам нужен. Свернет еще себе шею – поминай как звали.

Мы протащили его по лестнице, с огромным трудом доволокли до середины коридора и остановились передохнуть. С каждого градом катился пот.

Мимо прошла длинноволосая девушка с ресепшен. Остановилась рядом, молча посмотрела на Антона, потом на нас. И уже собралась было открыть рот, чтобы спросить нас, но кивнула и пошла дальше. Судя по тому, какая дверь хлопнула за углом – в туалет.