Но был ещё один принципиальный момент, отличавший новую армию Филиппа. Дело в том, что обеспечение македонской пехоты оружием и доспехами происходило за счет царской казны. Об этом, ссылаясь на Диодора, пишет П. Коннолли. Подобный подход к проблеме был новаторским, и это существенно меняло дело, поскольку ставило армию Македонии в гораздо более выгодное положение по сравнению с другими военными организациями эллинского мира, где подобная практика отсутствовала. Правда, к такой системе обеспечения македонских воинов снаряжением Филипп пришёл не сразу, а по мере роста своих успехов и наполнения золотом государственной казны.

Что же касается увеличения количества рядов, то по сравнению с греческой фалангой, состоявшей из 8 шеренг, глубина фаланги македонской могла меняться в зависимости от обстоятельств от 12 до 16 рядов, а иногда и до 24. Завершив реформирование фаланги, Филипп назвал её бойцов «пешими товарищами», тем самым как бы уравняв с конной гвардией – гетайрами.

Помимо пехотных частей фалангитов или сариссофоров, входивших в состав фаланги, было ещё одно подразделение тяжёлой пехоты, которое называлось «щитоносцы», или гипасписты. По своему снаряжению эти воины напоминали греческих гоплитов, поскольку вместо пик были вооружены обычными копьями, и размер щитов у них был гораздо больше, чем у фалангитов. В бою гипасписты прикрывали наиболее уязвимые участки боевого строя сариссофоров – фланги, и одновременно служили связующим звеном между фалангой и кавалерией. «Щитоносцы» были сведены в три хилиархии по 1000 воинов в каждой и отличались от фаланги очень большой мобильностью. Из них же формировалась и «агема» – пешая гвардия македонских царей. Арриан называет её «агема щитоносцев» (III,11), а служивших в ней гипаспистов «царские щитоносцы» (III,13). Лёгкая пехота была представлена в основном народами, жившими в горах и находившимися в той или иной зависимости от Македонии – агрианами, фракийцами и иллирийцами. Что же касается лучников, то царские стратеги вербовали их на острове Крит, который славился своими меткими стрелками на всё Восточное Средиземноморье.

Кавалерия при Филиппе стала важнейшим родом войск в македонской армии и делилась на лёгкую конницу и тяжёлую – в зависимости от вооружения и задач, которые приходилось решать. Недаром Г. Дельбрюк считал именно македонских царей создателями регулярной конницы: «В таком случае можно сказать, что первая кавалерия была создана македонянами. Образовать тактические единицы из всадников по многим причинам… гораздо труднее, чем создавать пехотные единицы»[4].

Тяжёлая кавалерия гетайров (товарищей) формировалась из представителей македонской знати, как и пехота по территориальному принципу. Именно она была главной ударной силой армии Филиппа. Это конное соединение подразделялась на илы, которыми командовали илархи. Численность илы определяют в 210 всадников и лишь «царская ила» (Арриан, III,11), которую водил в бой сам базилевс, состояла из 300 кавалеристов. Впрочем, 300 было традиционным числом для элитных отрядов греческих полисов, достаточно вспомнить спартанских гипеев и фиванский «Священный отряд». А Филипп, как мы помним, заимствовал у эллинов много полезных вещей, поскольку очень хорошо знал военную организацию Фив.

В рядах гетайров служил цвет македонской аристократии, многие из бойцов этого подразделения получали от царя за службу земельные наделы. Дисциплинированные и организованные, эти наездники были вооружены длинными копьями, а для ближнего боя имели на вооружении махайру – кривой рубящий меч. Из защитного снаряжения гетайры носили бронзовые фессалийские шлемы и льняные панцири, усиленные металлическими пластинками. Впрочем, были исключения, из которых самым наглядным примером является железный панцирь, найденный в царской могиле в Вергине в 1977 году. Он изготовлен из четырёх пластин, украшенных золотыми полосками – передней, задней и двух боковых. Гетайры атаковали, построившись клином, стараясь нанести удар во фланг, но в случае необходимости могли и лобовой атакой развалить вражеский строй. О том, использовали они щиты в бою или нет, исследователи так и не пришли к единому мнению. О том, насколько сокрушительной была атака македонской конницы, писал ещё Фукидид: «