Наверху раздался всеобщий горестный вопль, кто-то завыл, громко, протяжно, отчаянно. Видя страшную судьбу товарища, второй схватился было за лук, но тотчас передумал и с козьим проворством устремился вверх.

Я получил короткую передышку. Что делать? Куда бежать? Перепрыгнуть ручей, юркнуть в тростник? Даже если варвары не успеют истыкать стрелами мою спину, пока я буду находиться на открытом месте, куда двигаться дальше? Я в минуту заблужусь, в то время как варвары знают здесь каждый камень и скоро меня схватят. К тому же утекать за ручей, значит, удаляться от Гиеагра, от моей единственной надежды на спасение.

Уж если бежать, то попытаться под прикрытием обрыва продвинуться вперед или назад вдоль ручья и поискать другой подъем. Но и этот план не сулил ничего хорошего все по той же причине: проклятая деревенщина знает эти места, как свои пять пальцев, меня просто подстерегут и в лучшем случае убьют сразу, а в худшем – привяжут к столбу и нашпигуют отравленными стрелами, как тех несчастных женщин. Интересно, что я сделал этим изуверам? Ведь не мог же мерзкий старикашка до такой степени взбелениться из-за двух монет, чтобы натравить на меня всех этих голоштанных мотыжников! Или мог? Да мало ли что мог наплести своим соплеменникам этот горбатый шут, да проклянут его боги!

«Нет, нет, я увлекся, – подумал я. – Надо искать выход».

Последнее, что пришло мне в голову – остаться на месте и, запасшись камнями, сторожить единственный известный мне спуск и дожидаться прихода Гиеагра. Ведь должен же когда-нибудь славный герой хватиться своего единственного друга и пуститься на поиски! Если, конечно, богоравный не дрыхнет сейчас под моей телегой, отогнав ее на обочину. Да, Гиеагр мог позволить себе подобную беспечность: за год скитаний по варварским землям он снискал столь громкую славу, что ни один самый отчаянный головорез не решится напасть на него даже спящего.

«Все равно останусь здесь», – решил я. Если же варвары, спустившись в другом месте, нападут с флангов, просто удеру в заросли тростника. О том, что будет, если они вздумают окружить меня со всех сторон, я предпочитал не думать.

Я отложил свитки в сторону, непроизвольно улыбаясь. Да, Мильк – мастер по части умения влипнуть в историю. За то недолгое время, что мы провели вместе, я успел в этом убедиться. Даже в том случае, когда неприятности накрывали с головой нас всех, и отличиться в этом плане было нелегко, парнишка ухитрялся раздобыть для себя самые «вкусные» кусочки, вызывая то искреннее сочувствие, то не менее искренний смех. Думаю, и во всю эту большую Историю он угодил благодаря своему таланту.

Ну а я? Я, всегда отличающийся степенностью и осмотрительностью, как оказался там же? Наверное, не бывает крысы, которую невозможно поймать. Надо просто не жалеть сыра…

Мирдгран, обучавший меня наукам в годы моего безбедного отрочества, был колченог от рождения. И за то, что не пришлось ему всю жизнь валяться в грязи, выпрашивая подаяние, он должен благодарить две вещи. Дзанги своего папаши, которых у того было побольше, чем у среднего обывателя, и свою собственную башку, в которую Скорпион в виде компенсации за уродство вложил ума втрое от обычного.

Уже в возрасте двух дюжин лет Мирдгран основал свою академию, а к тому времени, как мой предок привел сопливого отпрыска в эту академию, она уже имела заслуженную славу лучшей во всей Земле скорпионов.

Многому научил меня мой учитель. За умение читать звезды или отличить золото от рыжей обманки я и сейчас готов склонить перед ним голову. Другие знания – как, например, правила поведения за столом Сына Скорпиона или иных владетелей – выглядели сейчас злой насмешкой над моей непутевой судьбой.