– Пойдем- ко, князь Александр, княжью службу вершить. Таковую, что на виду не бывает. Засапожный нож не забудь.

Они прошли теремным коридором. В отцовской спальне Ярослав приподнял ковер на стене, за ним оказалась небольшая дверь. Князь ее открыл, отодвинув кованый засов и засветил малый смоляной факел, шагнул за дверь и стал с ним спускаться по длинной пологой галерее. Сажен через сто дошли до коридора под таким низким потолком, что пришлось еще сажен тридцать идти, сутулясь чтобы на голове шишек не набить.

Пахнуло тиной, и впереди, в конце коридора блеснула вода. У воды на замощенной площадке лежала лодка и весла. Ярослав и Александр столкнули лодку на воду, сели на весла и, отталкиваясь им, как шестами, поплыли по узкому каналу, который вывел их на речной простор. Правда, перед тем как выйти на волю, сгибались в три погибели, чуть на дно не ложились, чтобы протиснуться в узкий ход наружу. Ночь была лунная, светлая.

– Примечай, – сказал Ярослав, – вон на мысу часовня, а перед ней на берегу обетный крест. Когда крест на часовне и крест обетный совпадут – лаз за спиной твоею, с воды тайный вход отыщется, а иначе нипочем не найдешь.

Этого отец мог и не говорить. Берег, от коего они отходили, терялся в таких густых зарослях, что и в двух шагах хоть летом, хоть зимой ничего отыскать невозможно.

Они выгребли вдоль берега с версту и вылезли на мостки не то у баньки, не то у рыбацкой избушки, какие повсюдно торчали по берегу.

Сначала Александру показалось, что в избушке никого нет, но когда отец затеплил каганец, он увидел, что за столом, словно вросший в столешницу, немо сидит человек. Он заговорил с отцом по-кипчакски. Александр этот язык знал, но не твердо, потому-то говорить на нем в новгородских землях не с кем, только что с двумя-тремя конными гриднями – половцами. Кроме них, в Новгороде, пожалуй, что языка этого никто и не разумел. К удивлению своему, сейчас он понимал почти все, о чем говорил отец с этим человеком, про коего ничего вообще сказать было невозможно – какого он чина-звания, рода-племени и даже возраста.

Откуда пришел человек – неясно. Говорил он и о литве, и о немцах так, словно еще вчера у них столовался. Пока все что, он рассказывал, Ярославу и Александру было известно. Единственно, что для Александра оказалось внове, человек победу литваков над меченосцами особо не превозносил.

– Папа Римский, – говорил он, – ни за что своих замыслов двигаться на восток не оставит. Ну и что, что меченосцев здесь почти всех перебили? В Германии, да и в других странах, рыцарей – пруд пруди. Работы им нет, кормиться надо – только позови, они мигом сюда соберутся…

– Куда соберутся? – усмехнулся Ярослав, – ордена боле нет…

– Орден жив, пока стоит Рига, – сказал человек. – Кроме меченосцев, есть Тевтонский Орден.

– Да никогда тевтоны с меченосцами дружество водить не станут, – сказал отец, – они меченосцев и за рыцарей-то не почитают.

– Папа благословит – соединятся. Тем более, что прежних меченосцев почти совсем не осталось.

– Поскрести – наберется! Кое-кто уцелел. И эти меченосцы под тевтонов не пойдут!

– Стало быть, будет какой-то другой Орден и не меченосцев, и не тевтонов. Третий. Помяни мое слово. К весне, не то к следующей зиме – крайний срок – новый Орден подымется. Так что роздых от рыцарей будет коротким.

– Да эта напасть нам известная, – вздохнул отец.

– А вот и страшней беда грядет… Ведомо ли тебе, что мунгалы, те самые, что рати русские на Калке изрубили, нонешний год повоевали всю Булгарскую землю?

– Слыхал, – вздохнув, сказал Ярослав, – Уж с год как от Волги булгары, все имение, все животы побросав, во Владимирские земли бегут. Князь Юрий сему вельми рад. Принимает их с радостью и попечением, расселяет их по своим городам. Еще бы: и мужики бегут работящие да сильные, и ремесленники, и торговый народ булгары ти, от веку весь волжский путь до моря Хвалынского под собой держат.