– Простите, как вас зовут?

– Ольга Ивановна, – ответила она, глядя на Китайца округленными глазами.

– Так вот, Ольга Ивановна, вашему шефу угрожает серьезная опасность, – убежденно произнес он.

– Опасность? – захлопала она ресницами.

– Да. Мне срочно нужен его адрес.

– Может, вам обратиться к Михаилу Станиславовичу? – неуверенно предложила она.

– К какому Михаилу Станиславовичу?

– Заму Романа Сергеевича, – несколько расслабилась секретарша, испытывавшая видимое облегчение от того, что появилась некая фигура, которая может взять на себя ответственность в этом щекотливом вопросе.

– Давайте зама, – вздохнул Китаец.

– А Михаил Станиславович еще не подошел... – снова сникла Ольга Ивановна.

– Где же он с утра шляется? – с язвительной иронией поинтересовался Китаец, которому надоело терять время.

– У него деловая встреча, – уклончиво сказала секретарша.

– Послушайте, Оля, – отважился на фамильярность Китаец, – возможно, что вашего ше...

– Хорошо, – произнесла она дрожащим голосом, – дайте ваше удостоверение.

Китаец протянул ей лицензию. Она внимательно изучила ее.

– Запомнили? – с усмешкой спросил он. Ольга по-детски застенчиво улыбнулась и кивнула. Ее взгляд потеплел, но в глубине глаз по-прежнему таилась настороженность.

– Пушкина, десять, квартира тринадцать, – сдавленно прошептала она, словно открывала Китайцу военную тайну.

– И еще, – Китаец со слабой улыбкой посмотрел на выбитую из колеи секретаршу, – мне нужен ваш телефон.

– Мой? – недоуменно взглянула на него Ольга Ивановна и смущенно улыбнулась.

Она уже было хотела открыть рот, но Китаец с холодной деловитостью уточнил:

– Телефон офиса. – Улыбка, едва нарисовавшаяся на чувственно-рельефных губах Ольги Ивановны, растаяла, как облако.

С отчужденным видом она продиктовала Китайцу телефоны офиса.

– Вы чем сегодня вечером занимаетесь? – неожиданно спросил Танин.

– Ничем, – отвела глаза Ольга Ивановна.

– В любом случае я сегодня вам позвоню сюда. Вы до которого часа будете в конторе?

– До половины седьмого.

– И не прячьте своих бесподобных глаз. – Китаец тонко улыбнулся, ни секунды не сомневаясь в том, что личные контакты бывают весьма полезными в работе частного детектива.

– Спасибо.

Он деликатно приложился губами к ее влажной ручке, на безымянном пальце которой сверкнул прозрачный аметист.

Она руки не убрала. Только в знак смущения заложила свободную руку за лацкан бирюзового пиджака.

Танин не знал, как сложится ситуация, как повернется дело, а Ольга Ивановна, возможно, могла бы просветить его насчет каких-нибудь ценных деталей.

Сев за руль, Китаец выехал со стоянки и направился в центр. Улицы были запружены людьми и авто. Словно никто не работал. Толпы граждан, возбужденных первыми признаками весны, всей этой капелью и освободившимися от снега ветвями, четко выступающими на волокнистой белизне неба, мерили шагами мокрые тротуары. Тяжелые шубы и дубленки остались висеть на вешалках. В ход пошли куртки, осенние пальто, пуховики. Обновленный народ вкупе с обновляющейся на глазах природой смотрелся достаточно забавно. Движения и улыбки людей становились смелее, голос капели – звонче.

Но для Китайца в этот момент радостное оживление весенних толп было где-то на той стороне экрана, где проступали кровавые пятна обычной для нашего времени трагедии. Хотя участникам драмы всегда кажется, что они играют только что поставленную пьесу. «Все циклично, – думал Китаец, крутя баранку, – этому учит не только „И-Цзин“. Этому учит жизнь».

Он старался не поддаваться меланхолии, потому что терпеть ее не мог. Она изолировала от мира, делала из человека сверхчеловека. Вот, мол, все радуются, все довольны, а я такой недовольный, такой уникальный, такой высоко стоящий... Меня ничем не удивить, ничем не напугать, ничем не разжалобить. Хотя иногда Китаец чувствовал настоятельную потребность убежать от мира, защитить свое «я» от его безалаберной гонки, от его вероломного вторжения. Порой он грозил Лизе, что уедет куда-нибудь, например, в поместье «Тай Чи Фарм», что недалеко от Нью-Йорка, где можно практиковать тайцзи-цюань и другие традиционные китайские искусства. Тогда раздосадованная Лиза спрашивала, почему он не хочет просто уехать на свою историческую родину?