– Как? Где? – удивилась Геля.

– Он под нашими окнами со своей…, – Крутилин запнулся, поняв, что едва не сболтнул лишнее.

Для княгини Долгорукой император снял дом рядом с Зимним дворцом на Миллионной улице. Но посещать её так часто, как хотел, не мог, лишь раз или два в неделю ему удавалось незаметно покинуть дворец на пару часов. Поэтому ежедневно во время утренних прогулок государя Долгорукая ждала его на Большой Морской. Заметив издалека её сани, император осаживал лошадь, чтобы перешла на шаг, влюбленные встречались взглядом, кивали друг другу, будто случайные знакомые, и разъезжались.

Крутилин был осведомлен об этих встречах, потому что по приказу Треплова выставлял во время них на Большой Морской своих агентов, – за императором охотились нигилисты и такие ежедневные свидания в одном и том же месте в одно и то же время были крайне опасны.

– Его Величество во время утренней прогулки обычно проезжает по Большой Морской, – неуклюже закончил начатую фразу Иван Дмитриевич.

– Разве разглядишь его? Пронесется мимо за секунду.

– А всё нигилисты проклятые. Его покойного батюшку запросто можно было встретить на улице, – увел разговор подальше от Долгорукой Крутилин.

– Как же было здорово!

– Ничего здорового. Строг был Николай Павлович. Если хоть одна пуговица не застегнута, отправлял на гауптвахту.

Однако венценосная чета в Казанский не прибыла.

– Государыне стало хуже, потому их величества с их высочествами решили отстоять Всенощную в придворном соборе, – сообщил Крутилину Треплов, к которому он подошел с поздравлениями.

Представить начальству невенчанную супругу было никак нельзя, однако обер-полицмейстер ухитрился кивнуть Ангелине украдкой:

– Хороша! Ух и хороша! Искренне завидую, – шепотом одобрил выбор Крутилина Треплов.

Подчиненные Ивана Дмитриевича подобными фанабериями не страдали, потому те из них, что пришли на рождественскую службу в Казанский собор, по окончании её поздравили начальника и его спутницу:

– Какая хорошенькая! – наклонилась Ангелина к спящей на руках у матери трехмесячной Даше Новосёловой, дочери одного из агентов.

– А какая спокойная. Всю службу проспала как мышка, – похвастался Сергей Новосёлов, тридцатилетний русоволосый красавец.

– Вся в тебя. Ты ведь тоже всю службу проспал, – хохотнула его жена Евдокия.

– Ну что ты придумываешь? – возмутился Сергей. – Я не спал, я молился, как и положено, закрыв глаза. Разве можно спать стоя?

– Ну лошади-то спят. А ты чем хуже? – хлопнул его по-приятельски подошедший Демьян Корытов.

Хотя ни Демьян, ни его брат Козьма в полиции не служили, оба были для сыскной не чужими людьми.

Большая Морская – самая фешенебельная улица столицы. Самые модные магазины и первоклассные рестораны расположены именно здесь. Тысячи людей посещают их ежедневно. Но далеко не у всех из них собственный выезд. Потому и возникла на Большой Морской «биржа»[6]извозчиков. Кого попало в неё не пускают – клиент здесь особый, на задрипанной колымаге и полудохлой кляче домой не поедет.

А у Корытовых и сани с колясками новенькие, и лошадки резвые. До поры до времени они возили сыщиков неохотно, потому что те платят лишь то, что положено. Но однажды Козьма заехал в трактир на Разъезжей попить чайку, через полчаса вышел – ни лошадки, ни коляски, а Сергей Новосёлов в тот же вечер поймал абротников[7] и вернул Козьме пропажу. С тех пор Корытовы возили его бесплатно, а остальных чинов и агентов с большой скидкой.

– С Рождеством! – поздравил Новосёлова Демьян.

– С Рождеством, Серега! – вторил брату Козьма. – С Рождеством, Иван Дмитриевич!

– С Рождеством! – пожал им обоим руки Крутилин.