– Это невозможно… они поставят над деканатом управляющую комиссию. «Международный состав»! «Как минимум, из трех частей света»! И заведующий кафедры, «ненадлежащим образом выполнивший распределение средств», возмещает убытки?..

– Не верят нашему руководству, – прокомментировал Слободской. – Воры они.

– Никто на это не пойдет, – горячился Евгений Семенович. – Что такое «независимая комиссия осуществляет экспертный надзор»? Получается, если комиссия захочет, мы будем учить студентов хоть истории партии, хоть закону божьему?

– Пустое, – возразил Слободской. – Президент «Андромеды» вась-вась с деканом… и потом, если при товарище Сталине каждая ошибка имела имя, фамилию и отчество, то сейчас она имеет еще и сумму – в цифрах и прописью.

Вмешалась Леночка, и Евгений Семенович, пока коллеги пикировались, вздыхал, прихлебывая вениковый настой. Он страшился, что к домашнему содому добавятся неприятности по работе, а очередная туча, которая материализовалась из прошлого в виде анонимов, рвущихся к наследию Небогатова, грозила фатально испортить ему жизнь. В прошлый раз, год назад, он еле отбился от интересантов, жаждущих могущества.

– Кто спрашивал про "Святого Петра"? – вклинился он в разговор.

Слободской не знал. Он слышал что-то в деканате – очередные слухи.

– Хоть бы в отпуск… – мечтательно вздохнул Евгений Семенович.

Ему некуда и не на что было ехать в отпуск. Подмосковные пансионаты, впавшие в ценовую фанаберию, выбрали бы подчистую весь его загашник, даже плюсуя надбавку глумливой «Андромеды», а забираться далеко он опасался. Но больше всего боялся, что без него сломается равновесие, которое чудом эквилибристики балансировало в доме, и что он вернется к другой реальности, где ему не будет места.

IV

«Мерседес» стартовал от «Негасимого света» и, расталкивая московские пробки, доставил Эксперта с Николаем Николаевичем сперва на магистральное шоссе, прочерченное через местность с бункерами, ангарами, складами и прочей деловой свистопляской, а потом свернул на дорогу с реликтовым лесом. Бесконечные заборы, один капитальнее другого, венчали КПП с охраной, вооруженной до зубов. Потом потянулась вылизанная до абсурда территория экстра-класса, где охрана не выпячивалась, но скрытно присутствовала на каждом шагу. Когда «Мерседес» остановился, какой-то человечек со зверским лицом выскочил из-за куста и схватился за рацию.

Пока он, утробно рыча, вызывал посты, Эксперт разглядывал стрелки камыша и тропинки, по которым шастали люди в зеленой маскировке. Он безошибочно выделил из остальных тощего, похожего на Дуремара типа, который выбрался из павильона и, скривив унылую физиономию, побрел ему навстречу.

Дуремар остановился в нескольких шагах, всячески показывая, что встреча ему не по душе.

– Я сторонюсь института, – процедил он. – Это проклятое место. Хотя здесь и моя вина, – он горестно махнул рукой и кончик его длинного носа жалобно шевельнулся. – Вы не поверите, но я ничего не знаю. Отец не верит…

Тусклые глаза Эксперта беззастенчиво обшаривали собеседника, ловя каждую тень на его печальном лице. Дуремар вздохнул.

– Отец хотел продать здание, – проговорил он, отводя нетвердый взгляд к деревьям, за которыми раздавались одиночные хлопки. – Но я отговорил. Мой компаньон сказал: не вздумай, у вас Клондайк. Ваш агрегат модифицирует стекло… там ученые приколисты все бутылки из-под кефира, все банки из-под кабачковой икры превратили по ходу в эксклюзив, и всей этой шняге верная дорога на "Сотбис". Там даже посуда в буфете вечерами светилась. Главный академик умер, а его команда разбежалась. Мы нашли одного зама, Панова, после инсульта, у него рука отнялась, но голова соображала. Панов сказал, что стекло просто так не светится, там мудреные протоколы, надо брать поправки, регулировать водяные линзы. Мы его взяли на жалость… мол, неужели он смирится, что дело всей его жизни пойдет кошке под хвост? Уломали на свою голову. Как сейчас его перекошенную морду помню, когда он сопли пускал. Все знал, старая сволочь!