– Хочу пожать Лермонтову руку за его подвиг!

Любопытно было встретиться и подать руку тому, по чьим рассказам его будущий племянник напишет свое гениальное «Бородино»: «Скажи-ка дядя, ведь недаром…»

При расставании просил передать приветы всем офицерам экипажа и пообещал в ближайшее время обязательно заглянуть на дружеский ужин. Так что знакомство с родственником прошло в целом неплохо. Единственно, что несколько испортило мне впечатление от встречи были сказанное перед расставанием моим братом слова о том, что офицеры экипажа несколько обижены, так как я не нашел времени, чтобы их посетить и считают меня зазнавшейся особой. Брат говорил, что спорил с ними по этому поводу и убеждал, что я, якобы, уже обещал ему в ближайшее время непременно посетить товарищей по экипажу. Разумеется, выслушав претензии, я хлопнул себя рукой по лбу:

– Ешкин дрын, в самом деле! Я тут так закрутился, что напрочь забыл, что вы квартируете совсем рядом. Передай от меня Карцову и всем остальным нижайший поклон и, что я обязательно их наведаюсь в ближайшее время!

Была уже глубокая ночь, а потому, простившись, Александр направился к себе, я же, смотря ему вслед, думал о том, как мне себя вести во время посещения «своих бывших сослуживцев». И хотя сегодня я немало рассказывал брату о своей контузии и частичной потери памяти, предполагая, что он все перескажет товарищам, было очевидно, что во время посещения друзей-гвардейцев надо будет быть готовым к любой импровизации.

Всю ночь я крутился на своей раскладушке, не в силах заснуть, а едва рассвело, вооружился двумя пистолетами и отправился к месту вчерашнего покушения. Вот тропа, по которой я шел. Вот в эти кусты я прыгнул… Вот осина, с которой на меня сыпалась щепа, а вот и место входа пули… Достав нож, я принялся ковырять входное отверстие. К моему удивлению оно оказалось удивительно малым и глубоким, так что повозиться пришлось долго. Когда же я, наконец, добрался до искомой пули, то меня прошиб пот. На ладони лежала винтовочная пуля калибра 5,6 мм, причем таких я никогда еще не видел. При этом пуля была маркирована буквами «ICS». Несколько минут я тупо смотрел на пулю, силясь хоть что-то понять. А затем бросился к месту, откуда должен был стрелять киллер. Лежку снайпера я нашел быстро. Оборудована она была со знанием дела. Что и говорить, мой несостоявшийся убийца был вполне профессионален и никаких следов после себя не оставил. Наверное, около часа я руками ощупывал траву вокруг, пытаясь найти гильзу, но так и не нашел. Зато, идя по следу, мне удалось обнаружить один вменяемый отпечаток ботинка. И снова шок! Передо мной в край заполненной водой ямки отпечатался отпечаток спецназовского ботинка с характерной рифленой подошвой. Удивил и весьма малый размер ноги, не больше 36-го.

Найденную пулю я спрятал в карман, в надежде, что она мне еще пригодится. И пуля, и отпечаток говорили сами за себя – мой киллер был таким же, как и я пришельцем из будущего. В это было почти невозможно поверить, но иного объяснения своим находкам я придумать не мог. А это значило, что кто-то выдал лицензию на мой отстрел. Но опять – кто и за что? Если на первый вопрос ответить было невозможно, то с ответом на второй вопрос можно было предположить, что покушение я, возможно, сам чем-то спровоцировал. Возможно, самим фактом своего попадания из одного времени в другое. Если это так, то значит, помимо меня еще кто-то имеет возможность перемещаться, причем не так как я случайно, а вполне осознанно и с определенными целями. Следовательно, мое перемещение не представляет собой нечто единственное в своем роде, а является процесс, которым некие люди, а может целые структуры, управляют. Но если все обстоит именно так, значит, скорее всего, существует и обратная связь между прошлым и будущим, а это значит, что у меня появилась пусть пока чисто теоретическая, но все же возможность, при определенных счастливых обстоятельствах надеяться когда-нибудь вернуться обратно в свое время, ели до этой поры меня не подстрелит очередной киллер, не достанут штыком французские гренадеры и я не окачурюсь от какой-нибудь пустяшной болезни лишь потому, что еще никто не догадался изобрести антибиотики.