Говорил все это, Ермолов громко, явно, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. Вся его речь была направлена, разумеется, не против меня, а против главнокомандующего. Среди собравшихся вокруг Ермолова снова раздались смешки, но уже не ироничные, а подхалимские. Скажу честно, мне стало обидно за Кутузова, и я постарался последнее слово за собой:

– Ваше превосходительство, мне кажется, что наш главнокомандующий не только опытный полководец, но и не менее опытный дипломат и знает, что делает! – сразу взял я быка за рога.

Ермолов недовольно уставился на меня, а затем, величаво скрестил руки на груди, показывая всем своим видом разницу между генерал-лейтенантом и капитан-лейтенантом. Я же продолжал, причем столь же громко, как до этого вещал сам Ермолов:

– Наш главнокомандующий прекрасно понимает, что сейчас ему необходимо выиграть время для укрепления армии. Поэтому он и разыграл перед Лористоном целый спектакль, прикинувшись слабым стариком, сочувствующим мирным намерениям Наполеона. Беседа проходила с глазу на глаз, без свидетелей, что и вызвало у недоброжелателей фельдмаршала подозрения в некой сепаратной сделке. Однако они ошибаются. Кутузов не уступил Лористону ни в чем!

Вокруг меня наступила полная тишина. Не было ни реплик, ни смешков. Сменил свою важную позу даже Ермолов.

В этот момент ко мне из общей толпы шагнул полковник Вильсон. Не понимая ни слова по-русски, англичанин не мог понять, о чем я рассказывал остальным, но общая напряженная ситуация и то, что я в настоящее время обладал какой-то интересной информацией о переговорах Кутузова от него не ускользнуло.

– О, Колзакофф! – приветствовал он меня радостным возгласом, словно мы были друзьями с младенческих лет. – Я рад вас видеть в добром здравии!

Подхватив под локоть, англичанин довольно бесцеремонно потащил меня на улицу и достаточно бестактно начал свой допрос:

– Вы видели генерала Лористона?

– Конечно, колоннель!

– Вы присутствовали при разговоре фельдмаршала с Лористоном?

– Увы, нет. Кутузов весьма недоверчив даже к своему ближайшему окружению.

– Тогда, что вы знаете о ходе переговоров и достигнутых договоренностях? – длинное лицо Вильсона было напряжено и рыбьи глаза источали нетерпение.

Так как в данном случае планы фельдмаршала вполне соответствовали планам английского представителя, я мог с чистой совестью рассказать ему общую суть переговоров и позицию фельдмаршала. Моей информацией Вильсон остался весьма доволен.

– Значит, фельдмаршал считает невозможным ведение переговоров с Наполеоном и лишь затягивает время, чтобы тот глубже увяз в Москве.

– Совершенно верно. Когда же он, наконец, поймет, что его перехитрили, он развернет армию в польские пределы, но отступать уже ему придется в снег и мороз, в окружении наших партизан и в постоянных боях с нагоняющей нашей армией. Уверяю вас, полковник, план Кутузова для данной ситуации идеален и не оставит Наполеону ни одного шанса при всей его хваленой гениальности.

– Хотелось бы верить, что вы Колзакофф правы в своих утверждениях. Однако я все же должен известить вашего царя о своих сомнениях и нежелании фельдмаршала видеть меня за столом переговоров.

«Ну, не свинья ли этот Вильсон! С чего бы это Кутузову таскать его за собой. Ни в каком уставе права представителя союзной армии не оговорены. Да и разница в чине генерал-фельдмаршала и простого полковника слишком разнится, чтобы последний мог претендовать сидеть во время в секретных переговоров на одной лавке с русским главнокомандующим. Максимум, что ему может быть дозволено – это стоять в сенях за дверью и хватать выходящих из княжеской горницы адъютантов, выведывая у них всяко разно, чем собственно он сейчас и занимался».