Мое сердце плачет, когда я вспоминаю, почему моя жизнь сложилась именно так. Быть рией… некоторые называют это даром, принадлежностью к Богам, священной привилегией, но это не так.

Быть рией – проклятье. Хуже, чем родиться рией, может быть только одно – родиться огненной жрицей.

И я бы с радостью отказалась от своего дара сейчас, если бы Оракул не возложил на мои плечи непосильную ношу. Это мой крест, и я не имею права опускать руки, несмотря на то, что сейчас, я с трудом сжимаю пальцы на ногах, не говоря уже о спасении всего народа.

– И каково мое предназначение, Оминус?

«Освобождение своего народа. Элиоса. Возвращение былой гармонии, как во время правления семи Правителей», – сквозь истеричный смех Миноры, я слышу тихий голос Оракула, который напоминает мне о том, ради чего я должна продолжать борьбу.

– Что, не хочешь смотреть, что с тобой стало, моя сладкая? – приторным голоском тянет Минора, и, делая следующий вдох, я ощущаю, как проникает в ноздри удушливый аромат ее терпких духов, силу ее темной магии, отдающуюся вибрациями на коже, звуки шагов темной жрицы, которые невозможно спутать ни с чьими другими – постукивание острых каблуков о камень в идеально ровном ритме. Даже не открывая глаз, я знаю, что сейчас Минора облачена в один из своих любимых и постоянных нарядов – черное платье, облегающее каждый сантиметр худощавой фигуры, кожаный корсет, делающий ее талию неестественно тонкой, и длинный плащ, которым она постоянно размахивает, напоминающий мне вороные крылья.

– Ну же, открой глазки, Мандиса. Или как там… Иса? – последнее слово она произносит более низким голосом, изображая мужской, до боли знакомый мне. Тысяча игл впивается мне под кожу, когда я вспоминаю, как он звучит по-настоящему.

Кэлон…

– Так он называл тебя, детка? – не могу сдержать болезненного стона, ощущая, как Минора голыми руками выкорчевывает на коже очередную руну в районе лопаток.

– Скажи, как Кэлон называл тебя, дорогая. Иначе я сделаю тебе очень больно. Говори со мной, Иса. Мне так нужно твое внимание… – голос Миноры опускается до фальшиво ранимого шепота, но уже в следующий миг переходит почти на горластый визг: – Мне осточертело твое молчание! Отвечай, дрянь!

– Прекрати… – выдыхаю я, и не узнаю… не узнаю в этом хриплом безжизненном голосе, свой.

– Замечательно, – довольно фыркает Минора, продолжая уродовать мое тело. Внезапно кожу на спине ошпаривает удар увесистого плетеного кнута, и, не выдерживая боли, я открываю рот в немом крике. Меня бьет, как в лихорадке, липкий пот вперемешку с кровью стекает по оголенному, незащищенному телу.

Отвратительное зрелище. Я еще сильнее закрываю глаза, чтобы случайно не увидеть свое отражение в зеркалах, расположенных в ритуальном зале, пытаясь не выдать неровным дыханием свое отчаяние и бессилие.

– Как недолговечна красота рии, не правда ли? Где твои светлые Боги, Иса? Как думаешь, они помогут тебе, когда ты сдохнешь в моей Обители в муках, из-за своего упрямства? – сквозь зубы шипит Минора, и я внутренне напрягаюсь, приготовившись к очередному удару, к страшной боли… но к такому невозможно подготовиться. Красные искры вспыхивают перед моим взором, когда я пытаюсь открыть веки. Мрачный зал пыток, так напоминающий мне комнату с зеркалами Креона, превращается в размытое пятно, в целое море крови, в котором мне предстоит захлебнуться.

Я делаю новый глубокий вдох, но не прошу Минору о пощаде. Эта тварь не дождется слез, проявлений моей слабости и страха.

Тонкие ручейки крови стекают по позвоночнику, по обнаженной, не защищенной даже одеждой, коже. Да. Минора частенько устраивает свои пытки, оставляя меня нагой, и не для того, чтобы изуродовать, как можно больше участков моего тела за раз, а для того, чтобы лишний раз унизить меня, поставить на место, и напомнить, что в ее Обители я – ничтожество, безвольный сосуд, из которого она питает силы.